"Виктор Астафьев. Фотография, на которой меня нет" - читать интересную книгу автора

натерпишься с имя! Вон у меня их сколько, субчиков-то было, а ниче, выросли.
И ваш вырастет...
Самовар запел в кути протяжную тонкую песню. Разговор шел о том о сем.
Бабушка про мои успехи в школе не спрашивала. Учитель про них тоже не
говорил, поинтересовался насчет деда.
- Сам-от? Сам уехал в город с дровами. Продаст, деньжонками разживемся.
Каки наши достатки? Огородом, коровенкой да дровами живем.
- Знаете, Екатерина Петровна, какой случай вышел?
- Какой жа?
- Вчера утром обнаружил у своего порога воз дров. Сухих, швырковых. И
не могу дознаться, кто их свалил.
- А чего дознаваться-то? Нечего и дознаваться. Топите - и все дела.
- Да как-то неудобно.
- Чего неудобного. Дров-то нету? Нету. Ждать, когда препообный Митроха
распорядится? А и привезут сельсоветские сырье сырьем, тоже радости мало.
Бабушка, конечно, знает, кто свалил учителю дрова. И всему селу это
известно. Один учитель не знает и никогда не узнает.
Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее, молчаливое. Учителей
уважают за вежливость, за то, что они здороваются со всеми кряду, не
разбирая ни бедных, ни богатых, ни ссыльных, ни самоходов. Еще уважают за
то, что в любое время дня и ночи к учителю можно прийти и попросить написать
нужную бумагу. Пожаловаться на кого угодно: на сельсовет, на разбойника
мужа, на свекровку. Дядя Левонтий - лиходей из лиходеев, когда пьяный, всю
посуду прибьет, Васене фонарь привесит, ребятишек поразгонит. А как
побеседовал с ним учитель - исправился дядя Левонтий. Неизвестно, о чем
говорил с ним учитель, только дядя Левонтий каждому встречному и поперечному
радостно толковал:
- Ну чисто рукой дурь снял! И вежливо все, вежливо. Вы, говорит, вы...
Да ежели со мной по-людски, да я что, дурак, что ли? Да я любому и каждому
башку сверну, если такого человека пообидят!
Тишком, бочком просочатся деревенские бабы в избу учителя и забудут там
кринку молока либо сметанки, творогу, брусники туесок. Ребеночка доглядят,
полечат, если надо, учительницу необидно отругают за неумелость в обиходе с
дитем. Когда на сносях была учительница, не позволяли бабы ей воду таскать.
Один раз пришел учитель в школу в подшитых через край катанках. Умыкнули
бабы катанки - и к сапожнику Жеребцову снесли. Шкалик поставили, чтоб с
учителя, ни Боже мой, копейки не взял Жеребцов и чтоб к утру, к школе все
было готово. Сапожник Жеребцов человек пьющий, ненадежный. Жена его, Тома,
спрятала шкалик и не отдавала до тех пор, пока катанки не были подшиты.
Учителя были заводилами в деревенском клубе. Играм и танцам учили,
ставили смешные пьесы и не гнушались представлять в них попов и буржуев; на
свадьбах бывали почетными гостями, но блюли себя и приучили несговорчивый в
гулянке народ выпивкой их не неволить.
А в какой школе начали работу наши учителя!
В деревенском доме с угарными печами. Парт не было, скамеек не было,
учебников, тетрадей, карандашей тоже не было. Один букварь на весь первый
класс и один красный карандаш. Принесли ребята из дома табуретки, скамейки,
сидели кружком, слушали учителя, затем он давал нам аккуратно заточенный
красный карандаш, и мы, пристроившись на подоконнике, поочередно писали
палочки. Счету учились на спичках и палочках, собственноручно выструганных