"Виктор Астафьев. Фотография, на которой меня нет" - читать интересную книгу автора

как в деревнях нет привычки стучать и спрашивать, можно ли войти, то бабушка
всполошилась, побежала в куть.
- Какой это там лешак ломится?.. Милости просим! Милости просим! -
совсем другим, церковным голоском запела бабушка. Я понял: к нам нагрянул
важный гость, поскорее спрятался на печку и с высоты увидел школьного
учителя, который обметал веником катанки и прицеливался, куда бы повесить
шапку. Бабушка приняла шапку, пальто, бегом умчала одежду гостя в горницу,
потому как считала, что в кути учителевой одежде висеть неприлично,
пригласила учителя проходить.
Я притаился на печи. Учитель прошел в середнюю, еще раз поздоровался и
справился обо мне.
- Поправляется, поправляется, - ответила за меня бабушка и, конечно же,
не удержалась, чтоб не поддеть меня: - На еду уж здоров, вот на работу хил
покуда. Учитель улыбнулся, поискал меня глазами. Бабушка потребовала, чтоб я
слезал с печки.
Боязливо и нехотя я спустился с печи, присел на припечек. Учитель сидел
возле окошка на стуле, принесенном бабушкой из горницы, и приветливо смотрел
на меня. Лицо учителя, хотя и малоприметное, я не забыл до сих пор. Было оно
бледновато по сравнению с деревенскими, каленными ветром, грубо тесанными
лицами. Прическа под "политику" - волосы зачесаны назад. А так ничего больше
особенного не было, разве что немного печальные и оттого необыкновенно
добрые глаза, да уши торчали, как у Саньки левонтьевского. Было ему лет
двадцать пять, но он мне казался пожилым и очень солидным человеком.
- Я принес тебе фотографию, - сказал учитель и поискал глазами
портфель.
Бабушка всплеснула руками, метнулась в куть - портфель остался там. И
вот она, фотография - на столе.
Я смотрю. Бабушка смотрит. Учитель смотрит. Ребят и девчонок на
фотографии, что семечек в подсолнухе! И лица величиной с подсолнечные
семечки, но узнать всех можно. Я бегаю глазами по фотографии: вот Васька
Юшков, вот Витька Касьянов, вот Колька-хохол, вот Ванька Сидоров, вот Нинка
Шахматовская, ее брат Саня... В гуще ребят, в самой середке - учитель и
учительница. Он в шапке и в пальто, она в полушалке. Чему-то улыбаются едва
заметно учитель и учительница. Ребята чего-нибудь сморозили смешное. Им что?
У них ноги не болят.
Санька из-за меня на фотографию не попал. И чего приперся? То
измывается надо мной, вред мне наносит, а тут восчувствовал. Вот и не видно
его на фотографии. И меня не видно. Еще и еще перебегаю с лица на лицо. Нет,
не видно. Да и откуда я там возьмусь, коли на печке лежал и загибала меня
"худа немочь".
- Ничего, ничего! - успокоил меня учитель. - Фотограф, может быть, еще
приедет.
- А я что ему толкую? Я то же и толкую...
Я отвернулся, моргая на русскую печку, высунувшую толстый беленый зад в
середнюю, губы мои дрожат. Что мне толковать? Зачем толковать? На этой
фотографии меня нет. И не будет!
Бабушка настраивала самовар и занимала учителя разговорами.
- Как парнишечка? Грызть-то не унялася?
- Спасибо, Екатерина Петровна. Сыну лучше. Последние ночи спокойней.
- И слава Богу. И слава Богу. Они, робятишки, пока вырастут, ой сколько