"Евгений Астахов. Ботфорты капитана Штормштиля " - читать интересную книгу автора

"изабеллу" и пил большими жадными глотками.
Сидя на ступеньках раствора, Бобоська поглядывал по сторонам. Вдали, за
прокопченными коробками домов, за сутолкой Турецкого базара блестело море.
Оно набегало на берег кружевными валиками волн, лениво волоча за собой
гладкую цветастую гальку. Подкравшись, волна прыгала вперед и рассыпалась на
тысячи брызг. Со сварливым рокотом галька скатывалась обратно, в прозрачную
зеленую глубину.
Подставив солнцу крутые бока, лежали рыбачьи лодки. Растянутые на
подпорках, сушились сети, серебристые от прилипшей к ним чешуи.
"Хорошо бы сейчас сбегать искупаться, - тоскливо думал Бобоська. - Или
в Старой гавани ставридку половить. С Тошкой..."
- Давай на все! - кричал Серапион, хлопая по прилавку ладонью. - Слушай
ты, глухой-немой, на все давай! Аба!..
Обыграв Серапиона и допив вино, красильщики собрались уходить. Технолог
долго возился с железной шторой- навешивал тяжелые замки. Бобоська не стал
ждать, пошел по вечерней улице, засунув руки в карманы брюк.
Люди сидели на балконах, из открытых окон слышался говор, женский смех,
треньканье мандолины.
"Заместо отца тебе буду..." - вспомнил Бобоська слова Серапиона. - Ишь
ты какой!.. "Заместо отца..."
Он хорошо помнил своего отца - невысокого, загорелого человека в
тщательно отутюженных брюках-клеш, в фуражке с золотым крабом. Возвращаясь
из плавания, отец привозил чудные розовые раковины с морским шорохом внутри,
толстые плитки шоколада, цветные открытки с видами далеких заокеанских
городов. Он нажимал на Бобоськин нос твердым пальцем и говорил:
- Ну, как дела на берегу?
От пальца пахло табаком. Курил отец обычно кейпстон, и пряный запах
этого табака надолго поселялся в комнатах. Отец уходил в плавание, а запах
жил в подушках, в занавесках, в полотенце. И казалось, что отец еще дома и
Бобоська снова услышит утром его веселый голос:
- Эй, на полубаке! Свистать всех к завтраку!..
"Заместо отца тебе буду", - снова вспомнил Бобоська. - Чего захотел,
черт костлявый...
На углу его догнал глухонемой. Вынул из кармана оранжевую круглую
коробку с черной кошкой на этикетке. Покрутил ее в руках, потом оттопырил
большой палец: мировая, мол, вещь, бери.
- Не надо. - замотал головой Бобоська. - Солить я их буду, что ли?
Больше не надо...
Глухонеыой спрятал коробку в карман и, мрачно глянув на Бобоську,
свернул в переулок.

Рыбак шел по улице, стуча тяжелыми кожаными бахилами. На нем были штаны
из брезента, такая же куртка и клеенчатая зюйдвестка. Он широко шагал,
посматривая по сторонам и дымя самокруткой. В руке рыбак нес громадного
морского петуха - эту самую удивительную из всех рыб, которых когда-либо
приходилось видеть Тошке. Передние плавники петуха, каждый с Тошкину кепку,
топорщились словно крылья. Они были ярко окрашены во все цвета радуги.
Сужающееся к хвосту тело поблескивало в лучах солнца, вздрагивало и
переливалось синим и золотым. Хвост петуха чиркал по асфальту, оставляя на
нем темные мокрые полоски. Прохожие оборачивались, смотрели на морское чудо.