"Александр Астраханцев. В потоке дней" - читать интересную книгу автора

Надо идти хоронить.
Я давно его не видел и не мог представить мертвым - все во мне
протестовало против его смерти, и идти не хотелось. Вот не несли туда
ноги. Но идти надо - велят долг и обычай.
Пошел. А августовский солнечный день, сухой и теплый, и знать не знает
о чьей-то смерти.
Уже почти дошел до места: вон его дом, вон окна. Даже страшно
представить там сейчас смерть и тлен. И как тяжко на душе, так тоскливо,
так трудно сделать последние сто шагов.
Сел на скамью среди жухлой травы и чахлых кустов посреди просторного
двора - собраться с силами для встречи со смертью, которая , начиная с
сорока, бьет и бьет, как артобстрел, по сверстникам, выкашивая по одному.
Она ведь бьет и по мне. Однажды на рассвете и ко мне придут и прочтут
приговор. И ни снисхождения не будет, ни отсрочки. И станешь считать
минуты и часы, и торопиться надышаться и наглядеться на этот милый сердцу
свет.
И вдруг прямо передо мной - все произошло в течение секунд - воробей
сбил в воздухе крупного летящего жука, свалился вместе с ним на землю и
стал остервенело в пылу охотничьего азарта расклевывать его, еще живого,
судорожно скребущего жесткими лапками воздух.
В это время откуда-то из-за чахлых кустов выскочил большой и рыжий, как
молния, кот и прыгнул на воробья. Воробей взлетел, бросив жука уже в
воздухе, но кот в отчаянном прыжке, растопырив лапы и вертя хвостом, как
пропеллером, взвился вслед за воробьем на целый метр, последним отчаянным
усилием протянул лапу, зацепил его когтями, запихнул в пасть, приземлился
и двумя прыжками удрал в кусты.
Я даже не успел открыть рта, чтобы шугануть наглеца, и только потом,
когда он уже исчез, удивился, как неожиданно, жестко и неприкрыто приходит
в природе смерть.
Неожиданно моему телу стало нестерпимо больно, будто это меня терзал
воробей и меня нес в зубах кот. Но одновременно - какая-то странная
легкость и покой.
Господи, да ведь все мы непреложно смертны, все - такая маленькая и
трепетная частичка природы! Ты родился, процвел и умер - и уже величайшее
счастье, что ты "проявился", "сподобился", был "включен" и "отмечен".
Ведь я это знал ещё 7-летним деревенским мальчишкой, потому что все
наглядно и ежедневно проходило перед глазами: соития, рождения, смерти, да
вот подзабылось здесь, в городе, где люди становятся по отношению к
природе наивно самонадеянны и в то же самое время, трусливо страшась
смерти, бьются над разгадкой тайн бессмертия. Одни, чтобы подойти к
проблеме фундаментально, громоздят между собой и ею целые отрасли знаний:
онтологию, танатологию, эсхатологию; другие ищут отгадки в религии,
мистике, оккультных науках, готовые за глоток бессмертия продать душу кому
угодно - да только кому их души нужны? Третьи решают вопрос практически:
бегают трусцой, стоят на голове, изобретают специальные снадобья и диеты и
опять же создают целое созвездие наук: геронтологию, диетологию и проч.
И все-таки никто ни на шаг не приблизился к разгадке бессмертия, все
равно каждому суждено шагнуть в смерть.
Жизнь оплетена трагизмом, как багрово-черной траурной каймой, и только
когда осознаешь это, когда видишь, как смерть терзает близких, и