"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

набил себе карманы долларами. Дружеские связи, приобретенные с помощью
бритвы, помогли ему достать панамский паспорт на имя Хуана Пабло Мондрагона.
Имя Хуан Пабло он избрал в честь Жана-Поля Марата, своего идола, а фамилию
Мондрагон - в память о коста-риканском учителе, который показал ему первые
буквы. В его паспорте можно было прочесть: уроженец Табоги (на этом острове
он хотел бы родиться), родители - неизвестны, католического вероисповедания,
парикмахер, двадцати трех лет от роду.
Сансур - теперь его звали Мондрагон - работал и много читал. Но и тех
денег, что он зарабатывал, не хватало, чтобы приобретать книги и изучать
английский, - впоследствии он все же овладел этим языком в совершенстве.
Покинуть Америку?.. Много раз он стоял у трапа пароходов, отправлявшихся в
Европу, стоял с уложенным чемоданом и контрактом на работу. Будто слоновая
болезнь сковала его, и он никак не мог сделать решительного шага. Он крепко
зажмуривался, закрывал руками уши и весь дрожал, словно от звуков сирены,
что прощально гудела на отходившем судне. И в конце концов оставался.
Ронкой Домингес позеленел от злости - желчь разлилась у него после всех
треволнений - и еще больше опустился; в отчаянии стиснув руки, он расхаживал
по помещению своей фирмы среди пустых клеток. "Беда не приходит одна, -
повторял он, - у несчастья всегда есть близнецы!.. Заплачу все долги и лучше
останусь без штанов, без всего, только бы судья не назначил меня опекуном
Панегирики!.."
Нужен был адвокат, хороший адвокат, который защитил бы его - не от
человека, уже не представлявшего собой угрозы, а от подлинной опасности:
его, Ронкоя Домингеса, разыскивали, чтобы официально уведомить о передаче в
его собственность совы в порядке частичной компенсации понесенного ущерба.
Однако адвоката так-таки и не потребовалось. Сову убили камнем, и она
валялась на полу - комочек нежнейших перьев, в которых не билось больше
сердце. Миссию уничтожения совы взял на себя носильщик, чтобы не умереть с
голоду. С тех пор как он перевез ее на своей тачке, на него посыпались беды.
Никто не давал ему заказов. Это было не убийство, а избавление. И, подойдя к
тачке, он приближал губы к колесу, будто говорил на ухо, в огромное круглое
ухо: "Радуйся, тачка, теперь будет у нас работа. Сова сдохла, будет у нас
работа!"

...Наступила ночь, и, пожалуй, не было смысла кудато ехать дальше, да и
переговорили они обо всем. Хуамбо получил задание спуститься на побережье,
где помощник Табио Сана даст ему дальнейшие инструкции. Внук сеньора Непо
ждет их у железнодорожной линии.
Дамиансито уже был на условленном месте. Пора прощаться. Хуамбо пожал
руку Октавио Сансура, запачканную известью, и горячо повторил слова боевого
клича:
- "Чос, чос, мойбн, кон!.."
Дамиансито ткнул палкой быков: медлить нельзя! И белая от извести
повозка - призрак на пепельных колесах - затерялась среди бескрайних равнин
и молчаливых вулканов, залитых лунным светом, растворилась в испарениях
щелочной воды, на глади которой луна отражалась масляным пятном, а не
золотистым диском. Юпер скалил великолепные клыки, но не лаял - даже он не в
силах был нарушить величественный сон ночи и тишину покрытых золой долин.