"Игорь Аверьян. Из глубины багряных туч " - читать интересную книгу автора

не всем, впрочем) лишь как место ежегодно проводимых здесь элитных
международных математических конгрессов.
История такова.
В 1982 году лорд Джосайя Литтлвуд - пропавший без вести полгода назад,
к тому времени уже Нобелевский лауреат, - почтил своим присутствием
Московский университет и после своей "Нобелевской" лекции посетил - о
счастливый жребий мой! - заседание ученого совета, на котором я защищал
докторскую.
Тогда о синтемологии как разделе математики еще никто не слыхал. Милорд
явил свою особу на совет из вежливости и намеревался поприсутствовать минут
десять, но остался до конца; когда я отчитал свой доклад, он зааплодировал,
а в прениях попросил слова, и... Льщу себя надеждой, что единогласным
голосованием за наделение меня степенью доктора наук я обязан не только этим
неожиданным и чрезвычайно лестным для меня аплодисментам Нобелевского
лауреата. После защиты термин "синтемология" вошел в лексикон науки, а я был
признан основателем новой области математики.
На следующий день сэр Джосайя Литтлвуд - толстый, лоснящийся от
сытости, потрясающе элегантный джентльмен с бразильской сигарищей в зубах, с
массивной золотой цепью на брюхе, обтянутом жилетом, - заявился к нам на
кафедру; меня отыскали в кулуарах и привели к нему, и целый день прошел в
чрезвычайно интересном разговоре с ним.
Он мне посоветовал рассматривать все свойства Т-пространства с учетом
функции времени и запретил мне - так и выразился: "Запрещаю вам!" - до
некоторого момента говорить о времени с кем-то еще.
- Это должно быть вашей тайной, иначе будет погром!
Я полюбопытствовал ошарашенно, до какого же момента.
- Сами поймете, - ответил лорд и добавил: - Вы ввязываетесь в очень
серьезное дело. Вам понадобится немалое мужество в будущем, приготовьтесь.
Идею проведения раз в два года международных конгрессов по синтемологии
я, не надеясь на успех, высказал почти в шутку, - но всесильный милорд
загорелся, и его стараниями (и деньгами) Батсуотер, его родной город в
Сомерсетшире, принял конгресс под свой кров.
Из единственного окна моего просторного номера в отеле видна
перспектива центральной улочки Батсуотера: Бэрфорд-стрит, энергично
взбегающей на взгорок. Каждое утро во время прогулки я добираюсь до вершины
этого взгорка: по игрушечно-уютной улочке вдоль витрин крошечных
магазинчиков, парикмахерских и многочисленных сонных пабов.
Со взгорка внезапно распахивается широкий вид на серую, ровную пустыню
Океана; математически безупречно круглится в туманной дали дуга
черно-зеленого горизонта.
Конгресс закончился три дня назад, впервые он проводился в отсутствие
лорда Литтлвуда. Мне было грустно.
Всякий раз, приезжая в Батсуотер на конгресс, я уединялся с лордом в
каком-нибудь безлюдном пабе и рассказывал ему о своей закрытой для всех
работе с Т-пространством-временем. Это было пиршество интеллекта. Литтлвуд
был единственным, кто был посвящен в мои исследования и кто понимал меня. Но
вот - теперь его нет. Уехал в свою Лесную Лабораторию и исчез.
В нескольких десятках милях от Батсуотера, в лесистой местности, у него
был небольшой участок земли и маленький домик - как он говорил, лаборатория;
что за лаборатория, никто не знал: он никого и никогда не приглашал туда,