"Франсиско Аяла. Рассказ Мопассана ("История макак" #2)" - читать интересную книгу автора

тайнами бытия, но тут же отказывается - очень вежливо, но решительно -
продолжать и оставляет вас изумленными, жаждущими причаститься его познаний,
восхищенными потрясающей nonchalance*, которая в менее категоричной и оттого
в менее отталкивающей форме повторяет цинизм Диогена... Я отнюдь не
претендую воссоздать облик Антуньи более достоверно, чем это могли бы
сделать его соседи, люди простые, чуждые всяких интеллектуальных
мудрствований; для них сеньор Антунья всего лишь несчастный муж злой жены,
занятый исключительно добычей различных продовольственных припасов, по уши
загруженный прочими домашними делами, в общем, настоящий Хуан Ланас,
способный лишь иногда ответить иронической улыбкой на злобные, недостойные
выпады супруги; бедный сеньор, он заслуживает только сочувствия. С другой
стороны, мне всегда хотелось стать на место Ксантиппы, чтобы найти
оправдание и для нее. Эта женщина вовсе не такое уж исчадие ада, каким, по
глазам вижу, вы ее себе представляете. Нет, перед нами вовсе не
феноменальный образчик воинствующей глупости. Супруга Антуньи прекрасно
отдает себе отчет в достоинствах своего мужа; постоянные издевательства,
которым она его подвергает, как это ни парадоксально, свидетельствуют о
своеобразном признании высоких заслуг философа. Но...
______________
* Небрежность (франц.).

Что ухитрился найти наш добрый мыслитель в сухой и неласковой девице?
Ведь она с неизменным, можно сказать, с ослиным упрямством отвергала все
ухищрения, на которые он шел, отважившись наконец просить ее руки. Никто не
в состоянии этого понять; возможно, Антунью привлекло крупное белое тело;
возможно, утонченного философа притягивала ее цельная, упрямая натура
ослицы... Так или иначе, несколько раз брезгливо обнюхав изящный букетик
любовных притязаний Антуньи, она наконец-то его распробовала и двинулась под
венец. Мне всегда нравилось ставить себя на место других, и я понимаю, сколь
невыносимым может быть союз с личностью типа Антуньи. Вы знаете, что для
него талант - это не свойство, которое можно иметь или не иметь, как,
например, музыкальный слух; нельзя сказать, что он обладает талантом, как,
например, его жена - роскошными широченными бедрами. Пожалуй даже,
конкретного, осязаемого таланта Антунья лишен (ибо какую книгу он написал,
каким произведением потряс человечество?) или же по крайней мере может
похвастаться отнюдь не блестящими способностями, с которыми она все же не в
состоянии соперничать, хотя совсем не глупа. То, что мы называем талантом
Антуньи, - это некое субъективное и почти не выразимое словами качество,
некие флюиды, исходящие от его существа, некие удивительные свойства его
обаяния.
Но, конечно, такое обаяние, щедро раздаваемое всем, должно быть просто
невыносимо - что вполне понятно - для той, которая, разделяя с Антуньей хлеб
и ложе, чувствует себя обойденной таинственным даром супруга; она понимает,
что ее только терпят рядом, отводя роль женщины великого человека. Наша
Юнона гневается, и, дабы умилостивить богиню и добиться, чтобы, покинув
темный угол, она осчастливила его своим благорасположением, пусть даже
мимолетным и брюзгливым, Антунья готов на все. На какие унижения не
согласится он, на какие самнитские пытки! Какие лишения во имя такой цели не
покажутся ему выносимыми и даже сладостными! Его существование превратится
скоро в сплошную оборону, ведь если "за тайное оскорбление полагается тайная