"Стив Айлетт. Надувной доброволец" - читать интересную книгу автора

сортир, вознося болотистые молитвы и играя в духовный бильярд, понимаете, о
чем я. Пронзенный рогами быка - простите, большого быка - и видение
привлекла адвокатов, дым из моего сердца, когда я глубоко вдыхал. Приходил
куриный ветеринар, называл меня приятелем, постель, но покрывальный мир, в
таком роде. Нет, я еще не закончил
И меня с криками поволокли прочь.
- Одной могилы мне вполне хватит, милорд. У меня, все отпечатки пальцев
на одной руке, поймите меня. Детка, скоро увидимся. Двери мои вечно открыты,
и крыша моя. Берегите креозот, дамы и господа, берегите его.
Рассказал Бобу свой сон, он громыхнул басами.
- Тебе так нравится, когда все ощущают себя идиотами.
- Да, брат.
- И кто из всех именно тебе дал власть?
- Лестницы из плоти ведут в школу обаяния. Вот такое мое оправдание,
ха. Убери блеск из глаз, и давай его сюда, я заплачу им за автобус до дома,
ха-ха.
Даже у Боба есть свои традиции. Каждые пару месяце он сбрасывает кожу,
оставляет только на голове, потом что смущается странной формы черепа,
понимаете ли.
- Как только она отрастет, - смеется он, - я стану новым человеком. - И
действительно, только отсюда он и черпает разнообразие. - Тоже советую
попробовать, брат. Медленнее, аккуратно.
Я столь опрометчиво отнесся к своей внешности, что даже не испытал
должного ужаса. Да, я был незрел и щедро наделен здоровьем.
Ободрав себя, я оказался красным. Перечная рожа.
- Разве не предупреждал я тебя, во имя громадной цены человеческой
жизни, делать все медленно? - снова возопил Боб, и добавил, что и так я,
может, еще приду в норму - время покажет. Я боялся до колик, пока не
выздоровел. Слава Богу - снова благословлен кожей.
У Боба стремительно росла борода из нервов. Но со временем он забыл о
своих достижениях и пошел бриться, тотчас завопив в агонии, столь же свежий
и ясный, как утро по ту строну окна.
Священный - не то слово для взглядов Боба. Подвергни их критике, и
обнаружишь дзот с пулеметом, торчащий на краю его сознания. Его не подкупишь
ни любовью, ни грязью, а если попытаешься, он выпорет тебя твоей же
выдранной с корнем ногой. Однажды я пошел к нему в гости, он избивал стену.
- Упрямая комната, - сказал он и дернул, выворачивая угол, вытягивая на
нас конус материи. Реальность начала кричать. Что-то насчет своих прав.
- Хватит уже, брат, - сказал я нервно.
Но Боб не слышал, он дергал континуум как грудной младенец.
- Ништяк, ништяк, ништяк, - вроде бы говорил он сквозь зубы,
выбрасывающие снопы искр. Вдруг он заорал, и комната использовала
представившуюся возможность, чтобы резко вернуться к первозданному облику,
как ублюдок, пойманный за расстрелом официанта.
Боб отступился, довольный и уставший.
- Люблю потерпевшие крушение мечты, а ты? - сказал он.
- Не могу разобраться, где кончаются твои внутренности, и начинается
все остальное.
- Ты уже говорил, - сказал он отстраненно, но был слишком хорошем
настроении, чтобы броситься в драку. Он называл это "спасительным