"Ю.П.Азаров. Печора" - читать интересную книгу автора

может быть, в виде фарса".
Само время в произведениях Ю. Азарова преодолевает монологичность
всюду: действительность многоголоса, полифонична. Например, на страницах
"Печоры" в спор вступают Фурье и Оуэн, Спиноза и Кант, Макиавелли и Рафаэль,
Гегель и Достоевский, Бердяев и Камю...
Не случайно в газете "Московские новости" (04.10.87) Попов назван
фигурой "вселенского масштаба", а его учение - "евангелием от учителя".
Свою педагогику Азаров - Попов называет педагогикой гармонического
развития. Ее повороты в романах столь интересны и сложны, противоречивы и
причудливы, они так пластично соединяются с социальными проблемами, что,
читая произведения Ю. Азарова, невольно проникаешься его педагогической
верой.
Азаров убеждает нас, что повышенный интерес к истории Родины - это
стремление наших современников лучше осмыслить сегодняшние события, ибо
нынешние социальные процессы трудно понять, не внимая голосам прошлого. Да и
себя самих, как говорит юная героиня "Печоры" Света Шафранова, понять
легче, - "понять и представить свою жизнь как частицу всего исторического
развития".
Заложенные в романе-трилогии авторские концепции находят дальнейшее,
более углубленное выражение в новых произведениях Юрия Азарова.
Только что в издательстве "Молодая гвардия" вышел роман "Не подняться
тебе, старик" - о кризисе отечественной духовной культуры, о сложнейших
путях формирования полноценной человеческой личности, о проблемах
педагогики, о семейном и школьном воспитании. В издательстве "Советский
писатель" готовится к печати роман "Групповые люди", где развитие
нравственно-философских идей прослеживается в сложной обстановке фракционной
борьбы и репрессий 20-30-х годов.
Итак, Азаров-педагог и Азаров-писатель продолжают свою напряженную
двувдиную жизнь во имя духовного оздоровления человечества, во имя торжества
Гармонии и Обновления во взаимосвязях между людьми и в их взаимоотношениях с
миром Природы.
Виктор Меньшиков

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

У каждого города свой цвет, своя прохлада и свое тепло. Тогда, приехав
в Печору, я обомлел от дивной красоты. Сроду такой густой синевы не видел.
Ощущение неразрешимости: никогда ей, этой синеве, не облегчиться раскатами
светлого грома, не засиять просветленностью голубизны. Все на пределе. Там,
за Печорой, сразу, уже конец - ни густоты, ни сочности; там тундра пошла.
А здесь вершин берез глазом не достать, ели точно не на болоте растут.
У их подножия ворс болотисто-бархатный с оранжевыми бликами, если редкое
солнце блеснет. И сама река Печора, как и всякая глубина, с виду только
спокойна - не вольная Волга, и не мутно-испаренный Дон, и не чудный,
нежащийся в песочных отмелях Днепр, а грозное половодье, сознающее свою
силу; вобрала в себя несметные богатства из самого сердца земли, и
пасмурность неба вобрала, и все краски туманной бесконечности вобрала, и
берега на километры очертила: не сметь подступаться! - и потому черный лес в