"Владимир Ажиппо. Не зарекайся (О тюрьме) " - читать интересную книгу автора

формирует и распределяет "общак", одним словом, говоря по-воровски -
"смотрит" за корпусом, говоря по-ментовски - мутит воду. Как только М.
допускает малейшую промашку - "едет" в карцер, но, в силу своего опыта,
промашки он допускает редко.
При очередном обыске в камере, где сидит М., один из сотрудников
разбивает нарды. Нарды местного производства, слова доброго не стоят, но
других в камере нет. Зачем разбивает - объяснить трудно, тюремщики часто
совершают немотивированные поступки. После этого начинается нездоровая
возня: зэки по очереди жалуются на этот беспредел. Создается замкнутый круг:
зэки жалуются - их "прессуют" - они жалуются еще больше.
Выход находится. Как-то вечером зачинщика этого противостояния выводят
из камеры и помещают в бокс, где находятся с десяток арестантов, которых
сейчас будут водворять в карцер. По одному их выдергивают из бокса, заводят
в дежурную комнату и "воспитывают". Воспитывают так, что в боксе процедура
хорошо слышна.
М. "прикидывает" свои перспективы: с одной стороны, вроде, на него
никаких документов не готовили, стало быть, сажать не за что, а, с другой
стороны - от этой публики в погонах ожидать можно все, что угодно. В общем,
перспективы хреновые. "Варится" он так часа полтора на фоне криков
тюремщиков и воплей зэков, потом остается в боксе один. Вопли стихают,
наступает тишина. На душе у М. становится еще "приятней". Наконец, заводят
его в комнату, где находятся человек пятнадцать офицеров во главе с
начальником. И тот, обращаясь к М. по имени-отчеству, спрашивает,
действительно ли в камере нет нард? Это непорядок. Возьмите, пожалуйста. И
дают М. красивые резные лакированные нарды. На одном поле надпись "Ворам
веры нет", на другом - "Ментам веры нет". Все, извините, забирайте нарды и
топайте в камеру.
Топает М. и подсчитывает, сколько же он лет жизни за два часа потерял?
Второй пример. По традиции, перед каким-либо праздником карцер забивают
публикой, которая имеет "вес" в тюрьме. Во времена большевиков порядок этот
был вполне осмыслен: во избежание любых недовольств политического толка тех,
кто "строил погоду", прикрывали. Но при этом из общего правила делалось одно
исключение: на Новый год эту процедуру не проводили, этот праздник - для
всех праздник, и для красных, и для белых, к идеологии он не имеет никакого
отношения. В тюрьме новогодняя ночь - самая тихая ночь в году.
Когда Союз развалился, а вместе с ним исчезла его идеология, эту
традицию почему-то сохранили, но сохранили довольно тупо: стали сажать
неугодную публику на все праздники без разбора, в том числе и на Новый год.
Зачем - никто не задумывался, вообще вопрос "зачем?" тюремный персонал
задает редко, а руководители этого персонала еще реже. Мол, едем по колее, и
слава Богу, до сих пор вывозила, авось, и дальше вывезет.
Накануне очередного Нового года, 31 декабря, набивают полный карцер
теми, кто составляет "цвет" тюрьмы. Набивают плотно, из расчета три-четыре
человека на два места. Формально их закрывают за хранение заточек, которые
им подложили в вещи при обыске, или на основании других примитивных
"прокладок", а фактически - за самостоятельность и нежелание кланяться.
Естественно, вся тюрьма предпринимает героические потуги, чтобы "загнать
грев на подвал". Эти старания пресекаются усиленным надзором и обысками
через каждый час. Ни курить, ни пожрать у наказанных нет. Такая вот
новогодняя елочка.