"Анатолий Азольский. Монахи (Роман)" - читать интересную книгу автора

потому что она, только она способна спасти тебя, вытащить из готовящейся
западни. Страх исцеляет, страх - прививка от мутного буржуазного влияния
среды, и страх надо в человеке поддерживать, культивировать даже, для чего
Кустову время от времени подбрасывали - не без некоторой паники - указания:
в Джексонвилль ни шагу, как и на Багамы, с мистером Клептоном оборвать все
контакты, на связь не выходить до особого сигнала... Наконец, агент просто
опасен, раз в нем ослаблен естественный, присущий всякому здравомыслящему и
нормальному человеку инстинкт самосохранения. Если же он не боится ФБР, то,
не исключено, от организации этой уже получены соответствующие гарантии.
Страх должен жить в душе и теле агента, вообще человека!..
Тайник проверили, там оказалась - против всех ожиданий - шифровка,
текст был ответом Кустова на предложение прибыть в Москву за деньгами,
которые помогут прогоревшей на пылесосах фирме встать на ноги, и ответ
поразил бесстыдством, излагалась просьба: немедленно прислать как можно
скорее детские фотографии! А те были изъяты еще в середине 50-х годов, никто
посылать их, конечно, не собирался, и не потому, что они уж очень
советскими, разоблачительными были и вполне годились для американского суда
как уликовые материалы. Более того, нелепое поведение Кустова не осталось,
как прояснилось далее, не замеченным, за оградой стала присматривать
полиция, и привело это к тому, что пришедший на выемку другой агент был едва
не схвачен, а два дипломата в группе обеспечения несколько часов провели в
полиции, после чего - на самолет и в СССР. Агенту же, во избежание
неминуемого ареста, приказали исчезнуть. Опоздали, однако: человек сгинул.
Где он, что с ним - полная неизвестность, тем не менее вина Кустова
очевидна. Им, возможно, и затеян весь этот спектакль. А Жозефина доложила:
на связь не выходят уже несколько помощников Кустова. Сам же он, зайдя
однажды в книжный магазин, чуть ли не с порога заорал: "А как насчет лагерей
в стране победившего социализма?" Выходка удручала, поневоле иначе глянешь
на желание иметь под рукой детские фотографии: человек накануне полного и
окончательного разрыва с Родиной хочет забрать только ему принадлежащие
вещи. Майор не выдержал идеологического давления буржуазной среды - заключил
бы куратор, случись такое годом раньше. Ныне же тяга к детским фотографиям
получала более точное объяснение.
Тревожный колокол задребезжал вторично, когда Кустов-Корвин пошел вдруг
на несанкционированный контакт с тем, кого, уже завербованного, называл в
шифровке "Мартином". Самовольность вербовки усугублялась тем, что ранее к
таким нарушениям дисциплины Иван никогда не прибегал и, более того, всегда
послушно сворачивал знакомства с теми, кто, по мнению куратора, был
непригоден к доверительным связям. На ночных совещаниях в Москве решили
поначалу, что "Мартин" - агент ЦРУ или ФБР, которого Кустов пытается
внедрить в сеть. Кое-какие сомнения оставались, поскольку такое служебное
упущение предусматривалось отступной легендой. Она, правда, могла излагаться
только при провале и на допросах в ФБР, но, быть может, майор в таком
затруднительном положении, что уже соображать правильно не в состоянии и
чуть ли не открытым текстом дает знать: плохо, очень плохо, спасайте, люди
добрые!
Почти одновременно Жозефина подала отвратительную весть о себе:
забеременела! От мужа, в марте, когда приехала к нему для окончательного
разрыва. Во время вулканически бурной ссоры и произошло зачатие, и Жозефине
порекомендовали лучших на континенте врачей, то есть кубинских, она прибыла