"Анатолий Азольский. Затяжной выстрел" - читать интересную книгу автора

предшествует сакраментальная формула: "Наряду с офицерами, с которых можно
брать пример, есть и такие, которые..." Влететь в этот перечень - легче
легкого, а выбираться из него месяцами, годами надо.
- Немедленно наказать! - наставлял Долгушин замполита "Кутузова". -
Мягко наказать! За... За... За... неправильное использование техники. И
точка. Хватит. Больше чтоб я о нем не слышал. Беречь надо. Учить, а не
отучивать. Молодые кадры - наше будущее. Кстати, как вообще служат
выпускники училища Фрунзе? И не только на вашем корабле?
Замполит отозвался как-то неопределенно, фамилии называл. Но ту,
которую хотел услышать Долгушин, так и не упомянул. Более того, испугался
вдруг, стал отрабатывать назад, заговорил о том, что мягким наказанием дело
о панике на пляже не закроешь, потому что на командира крейсера сильно давит
начальник штаба эскадры.
- Это я беру на себя! - отмел все страхи Долгушин.
На "Дзержинском" еще комичнее. Опоздавший на барказ лейтенант до
крейсера добрался на ялике, к борту подошел в момент, когда на флагштоке
начали плавно и величаво поднимать бело-синее полотнище стяга ВМС.
Дисциплинированный, что ни говори, лейтенант стоя решил поприветствовать
флаг, раскачал утлый ялик - -и рухнул в воду. Лейтенант этот вот-вот
попадет в достославный список, вчера о нем - вскользь, правда, - говорили
на комсомольской конференции. Еще немного - и начнет склоняться во всех
падежах, переходить из одного доклада в другой.
- "Опоздание с берега!" - и точка! И - ша! И не падал он за борт! И
не плавал, держа правую руку у фуражки! Выговор! Ну, не увольнять месяц. И
если еще раз услышу...
Возражение то же - начальник штаба эскадры, вот кто жаждет крови... И
вместе с возражениями - надежда на Долгушина, на его умение урезонивать
грозного адмирала. Отнюдь не беспочвенные надежды: Иван Данилович
собственными ушами - не раз притом - выслушивал славословия в свой адрес,
внимал россказням о том, что будто бы проложена им дорожка к сердцу буйного
и несдержанного начальника штаба. О, если бы знали, какими камнями эта
дорожка выложена. Как только адмирал входит в гнев и обзывает эсминец
лайбой, а командира эсминца - тюхой, Долгушин еле слышно шепчет на ухо ему
самые известные глупости: "У пора была собака, он ее любил..." Или: "Жил-был
у бабушки серенький козлик..." И словно кость попадает тому в горло, брань
обрывается, красивые черные глаза оторопело смотрят на Долгушина, а уж
Долгушин напускает на себя глубокомыслие. И не такой уж свирепый человек и
не такой уж нетерпимый, как это кажется. Но быть иным ему нельзя:
командующий эскадрой - тишайший из тишайших, скромнейший из скромнейших,
словечка обидного или громкого не скажет, и при таком молчальнике поневоле
начальнику штаба надо прикидываться громовержцем.
Линейный корабль скалою высится рядом, по правому борту "Дзержинскогв",
кривая труба лихо заломлена назад, как фуражка окосевшего мичмана.
Внушительное сооружение, дредноут. А ход - 16 узлов, и этот ход стреножит
всю эскадру. Анахронизм, посмешище, давно пора на прикол поставить это
страшилище. И давно бы пора нагрянуть на линкор, призвать того лейтенанта,
которого он ищет, к ответу, закричать, спросить: "Что делаешь? Почему?
Подумал о том, что..."
- Кстати, в каких нормах проводится увольнение личного состава?
- В полном соответствии с принятой системой, то есть "увольнение -