"Анатолий Алексеевич Азольский. ВМБ " - читать интересную книгу автора

сделать, что лишь 30-го во второй половине дня буксир отвалит от стенки
морзавода. Что касается паспорта, то их - дюжина: на ремонте шабашат разные
околопортовые алкаши, документы их - здесь, в сейфе, выбрать подходящий не
составит труда.
Всему сказанному верилось, ибо в уютной каюте под спирт и жареную
скумбрию Маркина постигло озарение такое же яркое, как недавно засиявшее в
нем магическое слово БАТУМИ: он понял, что на свете есть загнанные люди,
умученные не бедами жизни, а тяготами нескончаемости времени. Наверное, и
сам он такой. Ему стало плохо, и Казарка его утешил, оторвав от бока
скумбрии кусок пожирнее и сказав: "А рыбка-то еще не кончилась..."
Назавтра серия перекрестных телефонных переговоров убедила Маркина -
да, все правильно: база передавала пароходству отслуживший все сроки военный
буксир ВБ № 147; 27 июля на нем опробуют машины и механизмы, с утра 28-го
выход на чистую воду, то есть не дальше оконечности волнолома, и 29-го
вечером - десятиузловым ходом в Батуми, за какой-то нужной морзаводу
железякой. Таково было требование приемной комиссии, обоснованно боявшейся
самой идти в Батуми на дырявом буксире, и комиссия эта особо не настаивала
на точности, комиссия допускала, что тот может покинуть Поти и 30, и 31
июля, но обязательно - до конца месяца. В любом случае, догадался Маркин,
Казарке позарез нужен штурман, знающий все береговые огни побережья,
поскольку к ночи у командира буксира портилось зрение, и только трезвый
штурман протащил бы кораблик до Батуми и обратно.
Отныне Казарка казался Маркину единственным нормальным офицером и
человеком. Он жалел его и при редких встречах ни словом не укорял его
намеками на вредоносность постоянного держания спирта в организме,
ослабленном тремя ранениями; расспрашивал Казарку о сестре его, о матери,
горюя над судьбой семьи, предчувствуя, какая тяжесть падет на женщин, когда
выгнанный с флота сын и брат свалится на их голову: полагавшаяся пенсия -
тридцать процентов оклада, а тот весьма невелик. Но, жалея и горюя, он с
грустью сознавал, отчего так честен и независим Казарка: нещедрая к калекам
судьба подарила ему бочку спирта, избавив командира буксира от многих
страданий и унижений, от денег взаймы, а когда офицеры зазывали его к столу
в ресторане, он присаживался, вытаскивая из кармана фляжку со спасавшей его
жидкостью. Он, Казарка, был поэтому свободным, независимым человеком - это
тоже осмыслилось Маркиным, и, гадая о будущей судьбе своей, он неотвратимо
приближался к выводу: надо, служа флоту, знать свою специальность так, чтоб
знание становилось подобием неиссякаемой бочки спирта и никто никогда не
смог бы помыкать им.
Время приближалось к намеченному дню. Маркин избегал начальства,
стороной обходил патрули и продолжал зорко следить за окончанием работ на
военном буксире ВБ № 147. Готовясь к самым непредвиденным обстоятельствам,
не мог он не задаться вопросом: а кто из офицеров базы по службе окажется в
Батуми и увидит там Маркина? Такие ведь встречи не остаются в тайне от
начальства. Как узнать, как выведать?
Валентин Ильич Казарка приложил руку к сердцу, показывая этим Маркину,
что таким поворотом событий он встревожен не менее его. Гражданское платье и
паспорт - это, конечно, хорошее прикрытие, но явно недостаточное, физиономию
ведь не изменишь, не загримируешься. Выход нашелся быстро. Через военных
комендантов обоих вокзалов - морского и железнодорожного - удалось узнать,
кто в ближайшие дни предъявлял воинские требования на билеты до Батуми.