"Анатолий Азольский. Афанасий (Производственный роман) " - читать интересную книгу автора

Напуганное серией ЧП, министерское начальство в очередной раз решило
искоренить контрольку, незаменимый, до неприличия грубый и примитивный
инструмент, прибор, которым определяют наличие напряжения, и прибор этот
известен любому грамотному мужчине: лампочка в патроне и два торчащих из
него провода; оголенные концы их касаются разных фаз, лампочка вспыхивает -
вот и весь процесс опознания тока, в быту незаменимый, как и на
производстве, где, правда, промышленное напряжение 380 вольт и один конец
контрольки должен касаться "земли". Изоляция проводов ненадежна, лампы
перегорают быстро, контрольки часто становились причиною коротких замыканий,
электрики ошибались порою и цапались рукой за токонесущий металл. Контрольки
уже который год уничтожались громовыми приказами, как непременно и почти
научно именуемая в них "холодная пайка", то есть просто скрутка рукой
оголенных проводов вместо пайки их. Давно шли разговоры о замене контролек
индикаторами, а это не самоделки, это прекрасно исполненный прибор:
повышенная изоляция, неонка в пластмассовом корпусе, а не обычная лампа
освещения в 220 вольт; индикатор, что важнее всего, спасал руки от ожогов.
Сменным энергетикам давно уже обещались такие индикаторы, но промышленность
медлила.
Овешникова привезла Карасину в подарок индикатор напряжения немецкого
производства, универсальный, совмещающий в себе вольтметр - гибкий метровый
оплетенный кабель со щупом на конце одного провода и неоновой лампой на
другом. И повесила индикатор на его шею, задержав руки на ней секунду или
более, будто обнимая. Они были одни в кабинете на подстанции, Карасину
оставалось последнее, завершающее: подтянуть Овешникову к себе и поцеловать.
Она ждала этого, она выгнула спину, показывая, где надобно сомкнуться рукам
Афанасия.
Еле удержался. И она сбросила руки, ушла. Он не выругался, сидел
притихший, осознав наконец, что от бабы этой не уйти: мягкая ласковая
ладошка женщины прошлась по его телу от затылка вниз, замерла на ягодицах,
развернулась, чтоб коснуться вздутия, - вот что испытано было им,
закаленным, прошедшим школу пакостных женских уловок, обученным артисточками
более высокого, чем эта Юлия, полета.
Без насмешки, будто со стороны наблюдал он за приемами обольщения
стареющей Юлии Анисимовны Овешниковой. Если она в коридоре с кем-то
беседовала, то стоило Карасину появиться, как он тут же одарялся ею
ослепительной улыбкой, как бы приносящей извинения: я, мол, вас вижу, обо
всем помню, но, сами понимаете, суета сует, хлопоты дня, и не будь их, я бы
все побросала ради вас!.. Или, наоборот, показывала собеседникам, что видеть
не хочет этого Карасина, не желает - и так изображала нежелание, что всем
становилось ясно: что-то между ними есть, что-то скрывается...
- Сучка вонючая! - обкладывал он ее из кабинета матерком высшей
кондиции, кулаком грозя пятому этажу. - Ты меня не дождешься! Я не твой!
Белкин все слышал и все понимал. При встречах с Овешниковой заводил
речи о Карасине, видел, как нервно дергаются ее плечи, как прерывается
дыхание, как дуреют глаза. И радовался. Но и радовался тихо: не может того
быть, чтоб эту лисицу с зубами кобры удовлетворило изгнание соперницы! Еще
больших свершений надо ждать от Юлии Овешниковой. Ягненочком проблеяла бы на
другом предприятии в той же должности, но уж раз попала на пятый этаж этого
завода, если заменила собою наиподлейшего мерзавца, то будь добра -
свирепствуй, не разменивайся на мелочи!