"Анатолий Азольский. Полковник Ростов" - читать интересную книгу автора

полиции неделю назад, пропал человек или не пропал - нет его, нет! К этой
мысли Ростов уже привык, как и к тому, что впредь полагаться надо только на
себя. Поэтому разведка боем в "Адлоне" нужна позарез. "Мы, немцы, никого не
боимся, кроме Бога, которого не боимся!"
Доверенное лицо указало в Целлендорфе на окруженный каштанами особняк,
чудом уцелевший в этом районе; двухэтажный дом стоял и даже уютно смотрелся,
подставив бомбе флигель, им и откупившись: в Лондоне, по аэрофотосъемке
изучив район, решили, что нет смысла бомбить развалины. Воды и электричества
нет, телефон не работает, но до первой воздушной тревоги все восстановится,
бомбоубежище надежное, владелец, правительственный советник в прошлом, а
ныне член промышленной комиссии в Будапеште, возражать не станет, вот ключи,
мастер по трубам, электропроводке и телефонным линиям прибудет в указанное
время...
Видимо, владелец особняка на весь Целлендорф прославился заядлым наци,
и прибежавший слесарь прицепил к комбинезону партийный значок. Котельная в
подвале питалась торфяными брикетами, свет появился, но взвыли сирены
воздушной тревоги, Ростов оставил включенным только ночник в спальне; лучи
прожекторов взмывали к небу, метались по нему, перекрещивались, бомбежка
выдалась какой-то вялой. К часу ночи стихло, отбой, первая волна англичан
разгрузилась бомбами и повернула на северо-запад. "Телефункен" однако
предостерег: уже идет новая волна, и Ростов погрузился было в сон, но встал,
набросил плед, сел на балконе в шезлонг и принялся обдумывать то, что
придется внятно и кратко сказать озорной девице по имени Рената, если
удастся найти ее с ходу и после уточняющей встречи со всезнающим Ойгеном
Бунцловым.

Рассветный час 5 июля 1944 года полковник, укрытый пледом, встретил на
балконе особняка в Целлендорфе - в весьма нехороших мыслях о генералах и
полковниках, которые ждут не дождутся той минуты, когда одноглазый и
однорукий калека избавит их, убив Адольфа Гитлера, от священных
обязательств, наложенных присягой, а та гласила: "Я приношу перед Богом эту
святую присягу быть беспрекословно послушным фюреру германского рейха и
немецкого народа Адольфу Гитлеру. Готов, как отважный солдат, в любой момент
отдать за него жизнь". Нет присяги - нет и текста, введенного после смерти
Гинденбурга 2 августа 1934 года, и Гитлер именовался с того дня так: "Фюрер
и канцлер Германского рейха". Армия же не подчинится даже самому геройскому
и популярному генералу, пока она связана присягою, все надежды, все
упования - на полковника Штауффенберга, вспыльчивого и раздражительного,
потому что Клаус запутался в неразрешимой для верующего загадке: можно ли
без суда лишить жизни человека, которому ты поклялся служить и за которого
обязан отдать свою жизнь? Ведет он себя возбужденно, нервно (Нина жаловалась
тревожно и горько, все, конечно, понимая), не поэтому ли фон Хефтен, как
нянька при неразумном ребенке, закрывает собою Клауса, никого к нему не
подпуская и опасаясь, возможно, что тот, перезрев и у Бога не найдя
одобрения, сорвет все планы заговорщиков? Кстати, обер-лейтенант, тяжело
раненный русскими, питал недоверие к офицерам, которые не нюхали пороху на
Восточном фронте. И еще чего-то опасался Хефтен, какое-то необъяснимое
недоверие испытывал обер-лейтенант к нему, оттого, наверное, что
Штауффенберг полностью доверял Ростову, клятвенно обещая: 15 июля Гитлер
будет убит! С убийства этого и начнется Новая Германия, и надо бы знать, что