"Анатолий Азольский. Посторонний" - читать интересную книгу автора

судьбе...

И мне подумать - о судьбе начатой мною повести о пламенном
революционере. Я не мог доползти и до середины ее, потому что не понимал, а
что же за человек мой герой, под какую, выражусь научно, доминанту
выстраивается весь характер его. Подозрения на лентяйство не оправдались,
тунеядец Матвей, от родительских подачек отказавшись, жил на статьи, ради
которых просиживал долгие часы в библиотеках Европы. Да и дурнем его не
назовешь, как я опрометчиво предположил: он, пожалуй, стал жертвой: эпоху
двигала весьма неопределенная тенденция, делавшая миллионы людей кретинами,
идиотами, погромщиками, глухими и слепыми к страданиям тех, кто вовремя не
спятил вместе с кретинами и не втянулся, не втяпался во всеобщее безумие. С
неопределенной периодичностью эпидемии этих социальных болезней заражают
группы и сообщества людей, страны и континенты, и чем бессмысленней
выкрикнутый клич, тем безумнее ведут себя толпы очарованных святыми словами
человеков. Можно, пожалуй, вывести наигнуснейший и безукоризненно верный
закон: чем громче провозглашается любовь к людям, тем большие страдания
ожидают народы от тех, кто пронзительнее всех визжит о справедливости,
равенстве и братстве.
Так рассадник каких бацилл сидел в психическом нутре Матвея Кудеярова?
Откуда в нем гнойники, час от часу выделявшие в его мозг порции заразы? Те,
что отравляли Матвея, и он поступал именно так, как поступал, а не иначе?

Страх - догадался я.
Повторяю: страх.
Страх, временами переходящий в ужас.
Гимназист Матвей, не чужой человек для лавочного хозяйства отца,
прекрасно понимал, что никакой эксплуатации в лавках нет, как и нигде в
мире, если законы регулируют отношения наемного работника с работодателем.
Ведал он и о том, что купцы всех гильдий остро необходимы торговле, что
вороватая, полупьяная и удалая купеческая морда обеспечивает житьем-бытьем
миллионы тружеников, что ресторанные загулы с битьем зеркал под визги
мамзелей - один из способов создания того, что ныне называется
инфраструктурой. Отринув идею цареубийства, он понимал, однако, что мало
кокнуть императора и пришить наследника престола, надо еще кое-что
совершить, ведь одним лишь комком динамита райскую жизнь на земле не
устроишь. Партия как-то по делам послала Матвея в Норвегию, и там он стал
свидетелем любопытной сцены. В солнечный зимний день сын купца и
социал-демократ отправился в горы на лыжную прогулку, вдоволь накатался и
поспешил к вагончику, который спускал обывателей вниз, в город. Сел и стал
удивленно посматривать на окружавших его мелких буржуев. Вагончик не
трогался, буржуйчики терпели, кого-то поджидая, и наконец появилась
запыхавшаяся парочка с лыжами, рассыпалась в извинениях, вагончик покатил,
парочка притулилась в углу, никто на нее внимания не обращал, кое-кто,
правда, отважился на беззлобные шуточки, парочка ответила тем же, и лишь в
городе Матвей узнал: парочка - это король Норвегии и его супруга.
Редкостную по накалу злобу испытывал революционер Матвей Кудеяров,
сотоварищам своим описывая мелкобуржуазное лакейство обывателей; бешенство
исказило его почерк, а кляксы на листах писчей бумаги виделись мне брызгами,
клочьями пены припадочного больного. Унизительным и оскорбительным казался