"Сергей Геннадьевич Бабаян. Свадьба " - читать интересную книгу автора

поднявши бокал (поднеся его почемуто к уху - как будто вслушиваясь в
угасающий бег пузырьков), и расширил улыбку - совершив, казалось, уже
невозможное... (Вообще говоря, если бы свидетеля чутьчуть подтесать, из него
вышел бы не последний (на вкус миллионов) ведущий какой-нибудь конкурсной
телепрограммы - с семейным бегом в мешках, скоростным надуванием шариков и
отгадыванием столицы Новой Зеландии; из него прямо били самодовольство,
радость и наглость, но лицо его было даже приятно; ей-богу, хотелось подойти
к нему, хлопнуть его по плечу и сказать: "Ах ты, улыба моя...", - а после
этого хорошо обругать...) Правая от меня - ближняя к жениху и невесте -
четверть стола взрывчато, с обеих сторон поднялась и волной потянулась
чокаться; комната вздрогнула от бокально-стаканного звона и стука - как
будто с высоты на асфальт сыпанули пустые бутылки; многие бросились вкруг
стола к молодым, животами пригнетая сидящих; смачно захлюпали поцелуи - иные
со звуком отрываемой от раковинного слива прокачки; некто слезящийся,
цихлидно губастый, с суворовским хохолком, в броске всосался Тузову в губы -
прихвативши усы, каким-то чудом не дотянувшись до носа; невеста крутила
вправо и влево (нескончаемо шли с двух сторон) угольно-черной, в серебристой
фате головой - шутихой сверкала фикса...
- Поздравляю... поздравляю...
- Мариша!... Мариночка!...
- Здоровья вам, счастья...
- ...помню тебя вот с таких...
- Чм-му! Чм-му! Чм-му!...
- ...любите, берегите друг друга...
- Баб Насть, да отходи уже!
- ...Ну и публика, - неожиданно сухо сказала Зоя. Я болезненно
напрягся: не верил я, чтобы из-за публики могло вдруг так перемениться ее
настроение.
- Ну почему, - сказал я, чтобы что-то сказать. - Помоему, славно...
Мы (я и Славик) тоже дотянулись наконец своими стаканами до Тузова и
невесты - пришлось, конечно, выйти из-за стола... Тузов немного ожил:
улыбался более энергично, сутулая спина его распрямилась, серые глаза
пояснели, и двигался он - поворачивался, наклонялся, протягивал руку -
намного вольнее, чем прежде - когда ежесекундно как будто боялся напороться
на гвоздь... И все равно: глядя на осторожное и оттого несколько беззащитное
выражение тузовского лица, на его белую, бледную, казалось, слабую руку
(хотя не деле он был человеком обычной физической силы), которую дружески
плющили дочерна загорелые, жилистые, с каменными ногтями и кирзово
задубевшей кожею руки, - глядя на его одежду, по фасону мало отличную (он
снял пиджак) от той, в которую были одеты все - Петя, Толя, бугристоголовый,
носатый, но со своими скрупулезно застегнутыми воротничковыми, манжетными и
карманными пуговицами сидевшую на его угловатом, по-интеллигентски
деликатном в движениях теле как-то чужеродно малозаметно для этой свадьбы,
естественно, - чужеродно естественно потому, что на большинстве мужиков
накрахмаленные рубахи и простроченные утюжными стрелками брюки смотрелись,
как на диком мустанге вальтрап... а главное - глядя на его обжигающе
красноротую, чуть не лепкой раскрашенную, даже пугающую какой-то жестокой,
порочной радостью в пронзительных черных глазах, что-то ежесекундно
выкрикивающую хрипловатым визгливым голосом с отталкивающе знакомыми
интонациями скандалящего прилавка, вслепую размахивающую - куда попадет -