"Исаак Эммануилович Бабель. Конармия " - читать интересную книгу автора

Продолжение истории одной лошади

Четыре месяца тому назад Савицкий, бывший наш Начдив, забрал у
Хлебникова, командира первого эскадрона, белого жеребца. Хлебников ушел
тогда из армии, а сегодня Савицкий получил от него письмо.
Хлебников - Савицкому
"И никакой злобы на Буденную армию больше иметь не могу, страдания мои
посередь той армии понимаю и содержу их в сердце чище святыни. А вам,
товарищ Савицкий, как всемирному герою, трудящаяся масса Витебщины, где
нахожусь председателем уревкома, шлет пролетарский клич - "Даешь мировую
революцию!" - и желает, чтобы тот белый жеребец ходил под вами долгие годы
по мягким тропкам для пользы всеми любимой свободы и братских республик, в
которых особенный глаз должны мы иметь за властью на местах и за волостными
единицами в административном отношении..."
Савицкий - Хлебникову
"Неизменный товарищ Хлебников! Которое письмо ты написал для меня, то
оно очень похвально для общего дела, тем более сказать, после твоей дурости,
когда ты застелил глаза собственной шкурой и выступил из коммунистической
нашей партии большевиков. Коммунистическая наша партия есть, товарищ
Хлебников, железная шеренга бойцов, отдающих кровь в первом ряду, и когда из
железа вытекает кровь, то это вам, товарищ, не шутки, а победа или смерть.
То же самое относительно общего дела, которого не дожидаю увидеть расцвет,
так как бои тяжелые и командный состав сменяю в две недели раз. Тридцатые
сутки бьюсь арьергардом, заграждая непобедимую Первую Конную и находясь под
действительным ружейным, артиллерийским и аэропланным огнем неприятеля. Убит
Тардый, убит Лухманников, убит Лыкошенко, убит Рулевой, убит Трунов, и
белого жеребца нет подо мной, так что согласно перемене военного счастья не
дожидай увидеть любимого начдива Савицкого, товарищ Хлебников, а увидимся,
прямо сказать, в царствии небесном, но, как по слухам, у старика на небесах
не царствие, а бордель по всей форме, а трипперов и на земле хватает, то,
может, и не увидимся. С тем прощай, товарищ Хлебников".


Вдова

На санитарной линейке умирает Шевелев, полковой командир. Женщина сидит
у его ног. Ночь, пронзенная отблесками канонады, выгнулась над умирающим.
Левка, кучер начдива, подогревает в котелке пищу. Левкин чуб висит над
костром, стреноженные кони хрустят в кустах. Левка размешивает веткой в
котелке и говорит Шевелеву, вытянувшемуся на санитарной линейке:
- Работал я, товарищок, в Тюмреке в городе, работал парфорсную езду, а
также атлет легкого веса. Городок, конечно, для женщины утомительный,
завидели меня дамочки, стены рушат... Лев Гаврилыч, не откажите принять
закуску по карте, не пожалеете безвозвратно потерянного времени... Подались
мы с одной в трактир. Требуем телятины две порции, требуем полштофа, сидим с
ней совершенно тихо, выпиваем... Гляжу - суется ко мне некоторый господин,
одет ничего, чисто, но в личности его я замечаю большое воображение, и сам
он под мухой...
"Извиняюсь, - говорит, - какая у вас, между прочим, национальность?"