"Исаак Эммануилович Бабель. Конармия " - читать интересную книгу автора

драгоценным поясом, и под кафтаном корчились фарфоровые ножки, накрашенные,
босые, изрезанные серебристыми гвоздями.
Пан Людомирский в зеленом сюртуке стоял под статуей. Он простер над
нами иссохшую руку и проклял нас. Казаки выпучили глаза и развесили
соломенные чубы. Громовым голосом звонарь церкви святого Валента предал нас
анафеме на чистейшей латыни. Потом он отвернулся, упал на колени и обнял
ноги спасителя.
Придя к себе в штаб, я написал рапорт начальнику дивизии об оскорблении
религиозного чувства местного населения. Костел было приказано закрыть, а
виновных, подвергнув дисциплинарному взысканию, предать суду военного
трибунала.


Эскадронный Трунов

В полдень мы привезли в Сокаль простреленное тело Трунова, эскадронного
нашего командира. Он был убит утром в бою с неприятельскими аэропланами. Все
попадания у Трунова были в лицо, щеки его были усеяны ранами, язык вырван.
Мы обмыли, как умели, лицо мертвеца для того, чтобы вид его был менее
ужасен, мы положили кавказское седло у изголовья гроба и вырыли Трунову
могилу на торжественном месте - в общественном саду, посреди города, у
самого забора. Туда явился наш эскадрон на конях, штаб полка и военком
дивизии. И в два часа, по соборным часам, дряхлая наша пушчонка дала первый
выстрел. Она салютовала мертвому командиру во все старые свои три дюйма, она
сделала полный салют, и мы поднесли гроб к открытой яме. Крышка гроба была
открыта, полуденное чистое солнце освещало длинный труп, и рот его, набитый
разломанными зубами, и вычищенные сапоги, сложенные в пятках, как на ученье.
- Бойцы! - сказал тогда, глядя на покойника, Пугачев, командир полка, и
стал у края ямы. - Бойцы! - сказал он, дрожа и вытягиваясь по швам. -
Хороним Пашу Трунова, всемирного героя, отдаем Паше последнюю честь...
И, подняв к небу глаза, раскаленные бессонницей, Пугачев прокричал речь
о мертвых бойцах из Первой Конной, о гордой этой фаланге, бьющей молотом
истории по наковальне будущих веков. Пугачев громко прокричал свою речь, он
сжимал рукоять кривой чеченской шашки и рыл землю ободранными сапогами в
серебряных шпорах. Оркестр после его речи сыграл "Интернационал", и казаки
простились с Пашкой. Труновым. Весь эскадрон вскочил на коней и дал залп в
воздух, трехдюймовка наша прошамкала во второй раз, и мы послали трех
казаков за венком. Они помчались, стреляя на карьере, выпадая из седел и
джигитуя, и привезли краевых цветов целые пригоршни. Пугачев рассыпал эти
цветы у могилы, и мы стали подходить к Трунову с последним целованием. Я
тронул губами прояснившийся лоб, обложенный седлом, и ушел в город, в
готический Сокаль, лежавший в синей пыли и галицийском унынии.
Большая площадь простиралась налево от сада, площадь, застроенная
древними синагогами. Евреи в рваных лапсердаках бранились на этой площади и
таскали друг друга. Одни из них - ортодоксы - превозносили учение Адасии,
раввина из Белза; за это на ортодоксов наступали хасиды умеренного толка,
ученики гуссятинского раввина Иуды. Евреи спорили о Каббале и поминали в
своих спорах имя Ильи, виленского гаона, гонителя хасидов...
Забыв войну и залпы, хасиды поносили самое имя Ильи, виленского
первосвященника, и я, томясь печалью по Трунову, я тоже толкался среди них и