"Исаак Эммануилович Бабель. Конармия " - читать интересную книгу автора

- Сашка-святитель, - захохотал отчим, - у богородицы сифилис захватил.
Они прошли перегиб у Красного моста, миновали рощицу, выгон и увидели
крест на станичной церкви.
Бабы ковырялись еще на огородах, а казаки, рассевшись в сирени, пили
водку и пели. До Тараканычевой избы было с полверсты ходу.
- Давай бог, чтобы благополучно, - сказал он и перекрестился.
Они подошли к хате и заглянули в окошко. Никого в хате не было. Сашкина
мать доила корову на конюшне. Мужики подкрались неслышно. Тараканыч
засмеялся и закричал у бабы за спиной:
- Мотя, ваше высокоблагородие, собирай гостям ужинать...
Баба обернулась, затрепетала, побежала из конюшни и закружилась по
двору. Потом она вернулась к своему месту, кинулась к Тараканычу на грудь и
забилась.
- Вот какая ты дурная и незаманчивая, - сказал Тараканыч и отстранил ее
ласково. - Кажи детей...
- Ушли дети со двора, - сказала баба, вся белая, снова побежала по
двору и упала на землю. - Ах, Алешенька, - закричала она дико, - ушли наши
детки ногами вперед...
Тараканыч махнул рукой и пошел к соседям. Соседи рассказали, что
мальчика и девочку бог прибрал на прошлой неделе в тифу. Мотя писала ему, но
он, верно, не успел получить письма. Тараканыч вернулся в хату. Баба его
растапливала печь.
- Отделалась ты, Мотя, вчистую, - сказал Тараканыч, - терзать тебя
надо.
Он сел к столу и затосковал, - и тосковал до самого сна, ел мясо и пил
водку и не пошел по хозяйству. Он храпел у стола и просыпался и снова
храпел. Мотя постелила себе и мужу на кровати, а Сашке в стороне. Она задула
лампу и легла с мужем. Сашка ворочался на сене в своем углу, глаза его были
раскрыты, он не спал и видел, как бы во сне, хату, звезду в окне и край
стола и хомуты под материной кроватью. Насильственное видение побеждало его,
он поддавался мечтам и радовался своему сну наяву. Ему чудилось, что с неба
свешиваются два серебряных шнура, крученных в толстую нитку, к ним приделана
колыска, колыска из розового дерева, с разводами. Она качается высоко над
землей и далеко от неба, и серебряные шнуры движутся и блестят. Сашка лежит
в колыске, и воздух его обвевает. Воздух, громкий, как музыка, идет с полей,
радуга цветет на незрелых хлебах.
Сашка радовался своему сну наяву и закрывал глаза, чтобы не видеть
хомутов под материной кроватью. Потом он услышал сопение на Мотиной лежанке
и подумал о том, что Тараканыч мнет мать.
- Тараканыч, - сказал он громко, - до тебя дело есть.
- Какие дела ночью? - сердито отозвался Тараканыч. - Спи, стервяга...
- Я крест приму, что дело есть, - ответил Сашка, - выдь во двор.
И во дворе, под немеркнущей звездой, Сашка сказал отчиму:
- Не обижай мать, Тараканыч, ты порченый.
- А ты мой характер знаешь? - спросил Тараканыч.
- Я твой характер знаю, но только ты видал мать, при каком она теле? У
нее и ноги чистые и грудь чистая. Не обижай ее, Тараканыч. Мы порченые.
- Мил человек, - ответил отчим, - уйди от крови и от моего характера.
На вот двугривенный, проспи ночь, вытрезвись...
- Мне двугривенный без пользы, - пробормотал Сашка, - отпусти меня к