"Виталий Бабенко. Проклятый и благославенный" - читать интересную книгу автора

пуская, чтобы я свалился в "штопор" или попал в "воздушную яму". Да что
говорить - все органы трудились по-особому, но происходящее казалось мне
абсолютно естественным, словно бы летать я был обучен с детства. Может
быть, и не ходил никогда - только летал...
Подо мной проплывал незнакомый мне заповедник. Девственные леса, бла-
гоухающие сады, полудикие парки, луга, речушки, лужайки - все вызывало у
меня умиление и первобытное почитание. Я бросался камнем к купам де-
ревьев, пугал быстролетной тенью рыбешек в прудах и снова взмывал в не-
бо, гонялся за птицами, съезжал по радуге, делал тысячи подобных благог-
лупостей и хохотал, хохотал, хохотал...
Пока не очнулся в центре управления Кораблем. Я лежал на полу и бился
в истерике. Психолог разжимал мне челюсти, вливая витализатор, хлестал
по щекам, но я все сильнее закатывался идиотическим смехом. Совершенно
неожиданно он сменился безумным воем и плачем. Я лежал, скрючившись, у
своего кресла и рыдал в три ручья, рассказывает Психолог. Он не изменяет
истине. Я помню этот момент. Мне действительно было горько и больно. Я
не желал возвращаться в действительность.
Хотелось до конца дней своих летать в прозрачном и призрачном мире,
купаться в хрустальных лучах солнца, вдыхать зеленый запах первозданной
свежести, чувствовать облака, оседающие капельками на горячем лбу, уди-
рать от грозы, нестись к Луне, стараясь достичь наивысшей точки полета,
и затем - вниз, с меркнущим от разреженного воздуха сознанием вонзаться
в теплый туман, стелющийся над низинами,- отголосок растворенного в су-
мерках зноя,- возвращаться к жизни. Летать, летать, летать... Вечно..."
Я резко бью по клавише выбрасывателя. Кубик, не отыграв, вылетает на
стол. Дальше слушать я не в состоянии: перехватило дыхание. Последние
часы жизни Навигатора - самая трагическая ниточка во всем этом запутан-
ном и прискорбном клубке нелепых смертей.
Он с ювелирной точностью выстрелил Корабль к Земле, отдав управление
посадкой Командиру лишь после того, как убедился в полном восстановлении
значения G-тензора. В ясном сознании прошел "контроль", обманув врачеб-
ный синклит. Однако слова, запечатленные в фонне, оказались последней
разумной записью "космического снайпера".
Уже дома он внезапно потерял сознание. А когда пришел в себя, мысли в
глазах его не было. Он бормотал несусветицу, лепетал как ребенок, пускал
пузыри и судорожно дергал руками, как бы пытаясь схватить что-то
скользкое, но вместе с тем чрезвычайно важное для него, без чего уйти из
жизни он не имел права. "Полный распад сознания",- зафиксировал врач.
Он же через полчаса, мучаясь беспомощностью, установил смерть...
Есть еще одна причина, по которой я никогда не дожидаюсь конца фонны
Навигатора. На ней по странному стечению обстоятельств были записаны
слова, произнесенные им за секунду до фатального кровоизлияния. На эту
единственную секунду сознание вернулось. И губы прошептали жуткую в сво-
ей осмысленности фразу - за малым изменением ту самую, которую произнес
когда-то, умирая, Рабле: "Je vais querir le grand Neant". ("Иду искать
великое Hичто").
От этих слов мне становится страшно...

"..Вот и все! Кончен полет, кончен эксперимент, и кончены надежды..."
- фонну Командира я включаю с третьей плоскости. Сейчас для меня важнее