"Ричард Бах. Чужой на земле" - читать интересную книгу автора

Это был день крушения иллюзии, день, когда я приземлился после
первого полета на "F-84F". "Тандерстрик" считался тогда лучшим штурмовиком
Военно-воздушных сил. Я мог сбросить на цель больше взрывчатого вещества,
чем любой другой тактический штурмовик. Я тяжело переживал потерю иллюзии,
потому что я пятнадцать месяцев и маршировал, и учился, и летал, чтобы
подготовить себя к полетам на самолете, в который даже моя жена может
когда угодно сесть и полететь. Я мог бы посадить ее в кабину, надеть на
нее привязное устройство, застегнуть ремень безопасности и сказать, что
рычаг газа - это быстрее и медленнее, рычаг управления - это вверх-вниз и
направо и налево, и еще есть рычаг, который выпускает и убирает шасси. Да,
кстати, дорогая, при заходе на посадку держи сто шестьдесят узлов.
Так уходит мысль о том, что в один прекрасный день я проснусь
суперменом. Моя жена, которая последние пятнадцать месяцев занималась тем,
что стенографировала письма, могла бы сесть в кабину и пересечь звуковой
барьер. Могла бы сбросить, если бы захотела, атомную бомбу.
Без самолета я - обычный человек, и бесполезный человек: жокей без
лошади, скульптор без мрамора, священник без Бога. Без самолета я -
потребитель гамбургеров, человек в очереди в кассу с корзинкой,
нагруженной апельси-
нами, кашей и бутылками молока. Брюнет, сражающийся с неумолимыми
препятствиями, пытаясь научиться играть на гитаре.
Но, подобно тому как "Чалая лошадка" сдается под напором внутреннего
человека, борющегося с аккордами ми, ля минор и си, я становлюсь больше,
чем обычный человек, каждый раз, когда мой внутренний человек вступает в
борьбу со своим любимым материалом, который для меня имеет размах крыльев
в 37 футов и 6 дюймов и высоту в 13 футов и 7 дюймов. Жокей, скульптор,
священник и я. Все мы любим фасоль и терпеть не можем кукурузную кашу. Но
в каждом из нас, как и в любом человеке, есть внутренний человек, живущий
лишь ради духа своей работы.
Я не супермен, но полеты - это интересный способ зарабатывать на
жизнь. Я прогоняю мысль о том, чтобы превратиться в стальную бабочку, и
остаюсь все тем же смертным, каким и был всегда.
Нет сомнения в том, что летчики, изображаемые в кино,- супермены.
Суперменами их делает камера. На экране - картина глазами камеры. Зритель
смотрит на самолет снаружи, смотрит в кабину, находясь над носовыми
пулеметными отверстиями. Вот звучный кинозал наполняет рев пулеметов, из
пулеметов бьет оранжевое в три фута длиной пламя с искрами, и летчик
бесстрашен, сосредоточен, он красив,
он щурит глаза. Он летит, подняв стекло шлема, так что в солнечном свете
видны его глаза.
Такие кадры и создают образ супермена, дерзкого летчика, героя,
бесстрашного защитника своей страны. Если же посмотреть с другой стороны,
из кабины, где летчик сидит один, картина совсем другая. Никто на тебя не
смотрит, никто не слушает, и летчик летит при свете солнца с опущенным
затемненным стеклом.
Мне не видны ни пулеметные отверстия, ни оранжевое пламя. Я нажимаю
на красный спусковой крючок на рукоятке рычага управления, и держу белую
точку прицела на цели, и слышу отдаленное "поп-поп-поп", и в кислородной
маске чувствую пороховой дым. И конечно, я не ощущаю себя очень дерзким
летчиком, потому что это просто моя работа, и я стараюсь выполнять ее как