"Ричард Бах. Дар тому, кто рожден летать" - читать интересную книгу автора

открыл бы нам горы и озера, дороги и города, - все те знакомые предметы, к
которым мы можем спуститься и немного расслабиться. Но это не день. Мы
плывем сквозь черную жидкость, скрывающую наш дом, нашу землю. Стоит сейчас
заглохнуть двигателю, и некуда будет спланировать, и невозможно принять
решение, куда лететь. Мой самолет может планировать несколько миль, если
обороты двигателя упадут до нуля, и остынет сопло, но по инструкции я должен
потянуть рукоятку катапультирования, нажать на ручку отстрела и сквозь тьму
поплыть на парашюте вниз. В дневное время я по инструкции должен стараться
спасти самолет, пытаться посадить его на какой- нибудь ровный участок. Но
сейчас ночь, кругом темень, и я ничего не вижу.
Двигатель продолжает надежно работать, звезды светят, не мигая. Ты
летишь за проблесковыми огнями и задаешь себе вопросы.
Если бы у ведущего сейчас заглох двигатель, чем бы я мог ему помочь?
Ответ простой. Ничем. Он летит всего в двадцати футах от меня, но если бы
ему понадобилась моя помощь, ему до меня было бы как до Сириуса, сияющего
над нами. Я не могу ни взять его к себе в кабину, ни удержать его самолет в
воздухе, ни даже сопроводить его до освещенного аэродрома. Я мог бы сообщить
его местонахождение спасательным группам и мог бы сказать о Удачи тебе"
перед тем, как он отстрелит свое катапультное кресло в черноту. Летим мы
вместе, но мы так же одиноки, как четыре звезды в небесах.
Ты вспоминаешь разговор с приятелем, который так и сделал, покинул свой
самолет в ночном полете. У него загорелся двигатель, и остальная группа была
совершенно бессильна чем-либо ему помочь. В то время, как его самолет снижал
скорость и терял высоту, один из них крикнул ему: "Не слишком тяни с
катапультированием". Эти беспомощные слова были последним, что он услышал
перед тем, как катапультировался в ночь. Эти слова - "Не слишком тяни" -
сказал человек, которого он знал, с которым летал вместе, *. b. `k) ужинал
вместе с ним, и смеялся вместе с ним одним и тем же шуткам.
Четверо мужчин, летящих сквозь ночь вместе и каждый в одиночку.
- "Шахматка", проверка топлива.
Снова голос ведущего прорезает безмолвие мощного рева двигателя. Снова
ты отваливаешь в сторону, вглядываясь в показания тускло светящейся стрелки.
- "Шахматка Два", двадцать одна тысяча фунтов, - твой по-чужому
звучащий голос пробивается сквозь легкие помехи.
- "Шахматка Три", двадцать две тысячи.
- "Шахматка Четыре", двадцать одна тысяча.
И снова ты подтягиваешься в строй, назад, к проблесковым огням.
Мы взлетели всего час назад, а уровень горючего говорит, что пора
снижаться. Как горючее скажет, так мы и делаем. Странно, какое огромное
уважение мы испытываем к этому топливомеру. Даже пилоты, не питающие
уважения ни к Божеским законам, ни к человеческим, уважают топливомер. Его
законов не обойдешь, никаких туманных угроз наказания в неопределенном
будущем. Ничего личного. "Если ты вскоре не приземлишься, - холодно говорит
он, - твой двигатель остановится, когда ты будешь еще в воздухе, и ты
выбросишься с парашютом в темноту".
"Шахматка", контроль снижения, и аэродинамические тормоза: выполнять.
Снаружи доносится рев черного воздуха по мере того, как две
металлические пластины, - твои аэродинамические тормоза, - выталкиваются в
воздушную струю. Красный огонь мигает по-прежнему, но теперь ты двигаешь
вперед ручку управления, чтобы вслед за ним начать снижение к невидимой