"Ричард Бах. Дар тому, кто рожден летать" - читать интересную книгу автора

такое прочее. И они - действительно профессионалы. Это, кстати, еще одно,
что меня привлекало, когда я бросил эту работу со стиральными машинами - я
не хотел работать с:, ладно, скажем так, я хотел работать в более
профессиональной организации.
Мы испытывали Янки перед тем, как отогнать его в Филадельфию. Я
вспомнил слова Джейн Бивен, сказанные ею накануне:
- Я не знаю его, и никогда не узнаю. Но когда Бо перестал иметь
отношение к самолетам, он стал совсем другим. Его все это доставало, он
сделался вялым, он все время тосковал. Он не говорил о своих чувствах, он
вообще не склонен переливать из пустого в порожнее. Но когда он, наконец,
ушел оттуда, у него был выбор - два замечательных рабочих места. Одно - в
крупной сталелитейной компании. Это было очень надежно, он до конца жизни
мог бы там работать. Второе - работа на "Американском авиазаводе". Но эта
фирма могла свернуть свою деятельность буквально на следующий день. И мы mb.
знали. Но после первого же собеседования все стало ясно.
И она громко рассмеялась.
- Конечно, он не переставая твердил, что сталелитейная компания - это
было бы просто замечательно, и гораздо надежнее: Но я знала, что все это
пустые слова: Мне все было ясно.
Янки выкатился на взлетную полосу. Это был один из первых полетов
Бивена после многих лет на земле.
- Давай, Бо, - сказал я, - твой самолет.
Он дал полный газ, вышел на осевую, и мы обнаружили, что в жаркий день
на земляном покрытии с травой полоса для Янки требуется не такая уж
короткая. Мы оторвались от земли после достаточно длинного разбега и полого
взмыли в воздух.
Десять лет отсутствия практики. Это было очень заметно, несмотря даже
на то, что речь шла о человеке, бывшем некогда лучшим летчиком, чем я
когда-либо надеялся стать. Он плохо чувствовал машину, мысль его гналась за
самолетом вместо того, чтобы его опережать и маленький чувствительный Янки
то и дело скакал вверх-вниз в его несколько грубоватых руках.
Но вот что странно - он был абсолютно уверен в себе. Он вел машину
грубо и вполне отдавал себе в этом отчет, ум его едва поспевал за самолетом,
и это он тоже знал, но знал он также и то, что все это - нормально, что
нужно просто снова привыкнуть к полету, и на это ему потребуется не так уж
много минут.
Он вел Янки так, как привык летать, как летал на F-100D. Изменение
курса не было мягким плавным виражом, принятым в гражданской авиации, но -
БАХ! круто опрокидываясь на крыло, машина врезается в стену воздуха,
поворачивает, а потом хлестко возвращается в горизонтальное положение.
Я не мог удержаться от смеха. Впервые я смог взглянуть на мир глазами
другого человека, я увидел то, что было у него в уме. Я видел не скользящий
со скоростью ста двадцати пяти миль в час крохотный гражданский Янки со
стосильным двигателем и винтом с постоянным шагом, а с ревом несущиеся
вперед пятнадцать тысяч фунтов массы одноместного дневного истребителя
F-100D с вырывающимся из сопла пламенем цвета алмаза, смазанную скоростью
землю внизу и ручку управления в его руке, единственным волшебным движением
которой можно было заставить весь мир бешено вращаться, или перевернуться
вверх тормашками, или вынудить небо потемнеть.
Янки не возражал против такой игры, ведь его система управления очень