"Уильям Бекфорд. Ватек (Арабская сказка) " - читать интересную книгу автора

вниманием стал наблюдать за чужестранцами и приказал объявить при звуке труб
на улицах Самарры, чтобы никто из его подданных не принимал и не давал
приюта путешественникам; он желал, чтобы всех их приводили к нему во дворец.
Спустя некоторое время в городе появился человек, лицо которого было
так ужасно, что стражи, которые схватили его, чтобы отвести во дворец,
принуждены были зажмурить глаза. Сам халиф, казалось, был изумлен его видом;
но скоро этот невольный страх сменился радостью. Неизвестный разложил перед
ним редкости, подобных которым он никогда не видел и возможности
существования которых даже не предполагал.
Действительно, товары этого чужестранца были необычайны. Большинство
его драгоценностей были столь же роскошны, как и превосходно сработаны.
Кроме того, они обладали особенными свойствами, указанными на свитках
пергамента, привешенных к ним. Тут были туфли, помогавшие ходить; ножи,
которые резали, едва их брали в руки; сабли, наносившие удары при малейшем
движении, - все это было украшено никому не известными драгоценными камнями.
Среди этих диковин были ослепительно сиявшие сабли. Халиф пожелал
приобрести их и решил на досуге разобрать вырезанные на них непонятные
надписи. Не спрашивая продавца о цене, он велел принести все золото в
монетах из казнохранилища и предложил ему взять сколько угодно. Тот взял
немного, продолжая хранить глубокое молчание.
Ватек не сомневался, что молчание неизвестного внушено чувством
почтения к нему. С благосклонным видом он велел ему приблизиться и
приветливо спросил, кто он, откуда и где достал эти замечательные вещи.
Человек, или, вернее, чудовище, вместо того чтобы отвечать, трижды потер
себе черный, как из эбена, {6} лоб, четырежды ударил себя по громадному
животу, раскрыл огромные глаза, казавшиеся раскаленными углями, и шумно
захохотал, обнажая большие янтарного цвета зубы, испещренные зеленью.
Халиф, слегка взволнованный, повторил вопрос; последовал тот же ответ.
Тогда Ватек начал раздражаться и воскликнул: "Знаешь ли ты, несчастный, кто
я? Понимаешь ли, над кем издеваешься?" И, обращаясь, к стражам, спросил,
слышали ли они его голос. Они ответили, что он говорил, но что-то
незначительное. "Пусть же говорит снова, - повторил Ватек, - пусть говорит,
как может, и пусть скажет, кто он, откуда пришел и откуда достал странные
редкости, которые предлагает мне. Клянусь Валаамовой ослицей, {7} если он
будет молчать, я заставлю его раскаяться в его упорстве". При этих словах
халиф не мог удержаться и метнул на неизвестного свой страшный взгляд; тот,
однако, нисколько несмутился; грозный и смертоносный взор не оказал на него
никакого действия.
Когда придворные увидели, что дерзкий торговец выдержал такое
испытание, удивлению их не было границ. Они пали на землю, склонив лица, и
безмолвствовали, пока халиф не закричал в бешенстве: "Вставайте, трусы,
схватите этого несчастного! В тюрьму его! И пусть лучшие мои воины не
спускают с него глаз. Я дозволяю ему взять с собой деньги, которые он только
что получил; пусть оставит их при себе, лишь бы заговорил". При этих словах
все кинулись на чужеземца; его заковали в крепкие цепи и отправили в темницу
большой башни. Семь оград из железных брусьев, снабженных остриями длинными
и оттточенными, как вертела, окружали ее со всех сторон.
Между тем халиф находился в яростном возбуждении. Он молчал, почти
позабыл о пище и съел только тридцать два блюда из трехсот, которые ему
обычно подавали. Одна столь непривычная диета могла бы лишить его сна. Как