"Константин Сергеевич Бадигин. Чужие паруса" - читать интересную книгу авторапромерзшую утельгу, - огонек бы развести, мяска нажарить, все бы лучше.
Через два дня, когда все было съедено до последней крошки и дальше терпеть голод было невмочь, Алексей разрубил пополам звериную тушу. Половину он разделил на двадцать восемь частей и роздал всем поровну. Остальное мясо и жир припрятал. - Погань, - с отвращением жуя, сказал Евтроп Лысунов, молодой семейный мужик, - жую вот, а как сглотну, не ведаю. А вот как, - показывал Степан: пересиливая отвращение, он с трудом проглотил несколько кусков. - Ничего, жевать можно, сочное мясо-то, - попробовал он пошутить. Но стерпеть Степан не смог. Болезненно морщась, он выблевал все на снег. Семен Городков, молодой мужик с крупными угловатыми чертами лица и суровым взглядом, хищно шевеля челюстями, упорно жевал твердое мясо. - Кто брезгует, ребята, давай сюда! - крикнул он, проглотив последний кусок. - У меня шестеро сынов дома ждут... мне загибнуть нельзя... Кто сирот накормит? - Получив от кого-то еще кусок, он опять с упорством задвигал челюстями. Несколько человек съели свою долю без остатка. Другие, пожевав, долго отплевывались. Артель старовера Василия Зубова от сырой тюленины наотрез отказалась. - Не приемлем, - строго сказал Василий, - не запоганим себя, чистыми умрем. Прошло еще несколько дней. Ветра дули слабые, но устойчивые, от юга-запада. Каждые шесть часов неудержимо расходились льды, возникали большие и малые разводья и снова сходились. Там, где были разводья, вырастали гряды торосов; многочисленными рубцами покрывали они А берегов все не видать. Умер Иван Красильников. Похоронили у тороса, завалив льдом и снегом. Пели погребальную. Вскоре Степан Шарапов разыскал во льду еще одного зверя. - И скудно, да угодливо. Не богато, да кстати, - шутил он, разглядывая громоздкую тушу тюленя. Зверь оказался лежалый, с душиной. Съели и его зверобои. Насильно, со слезами ели, рвало их. В разводьях изредка показывались тюлени и нерпы; животные выползали на лед, часами грелись на солнце. Но сил упромыслить зверя у людей не было. Лежали молча, почти не шевелясь, изредка перебрасываясь словом. У многих отекли ноги, опухли пальцы на руках. Бредили, в бреду вспоминали родных, смеялись, плакали. Староверы готовились помирать. Вынули из мешков заветную смертную одежду. Надели длинные белые рубахи, саваны, венцы на голову, а малицы натянули поверх - побоялись холода. Только старик Зубов малицу не надел, помирать решил крепко. Поклонился на юг, родной земле, покорно попросил прощения у мужиков, расстелил на лед свою малицу и улегся, замотав тряпкой голову. Утром Егор Попов, зверобой из артели Зубова, лишился разума: порывался куда-то идти, бранился, сквернословил, бросался в полынью. Его схватили и снова уложили на место. Ночью Алексей Евстигнеевич, спавший с Андрюхои, спрятав ноги в его малицу, проснулся от истошного вопля. Егор Попов, рыча, брызгая слюной, колол пикой молодого парня Петруху Белькова. Химков бросился к обезумевшему мужику и схватил его за руки. Попов кусался, |
|
|