"Владислав Бахревский "Борис Годунов"" - читать интересную книгу автора

- Коли сам бегаешь от врагов, дай мне хоть один полк! Накручу хвост
Замойскому, чтоб и дорогу забыл ко Пскову. Он потому и стоит, что погнать
его некому. Войско дай,говорю тебе!

Иван Васильевич, откинувшись на высокую спинку низкого стула, немощно
загораживался от слов сына левою рукою, как от ударов хищной птицы.
Заслонял глаза, темя, слабо отмахивался и вдруг совершенно обмяк,
помертвел и принялся манить Ивана уж и не рукою, а только шевелящимися
пальцами.

Иван смолк, виновато прижал руки к груди, пошел к отцу, опустив
по-овечьи голову, раскаиваясь в недержании обидных слов.

Тогда-то и полыхнули навстречу овну змеиные, сожравшие человеческое
счастье глаза. Иван Васильевич изогнулся и, выхватя правою рукою из-за
спинки стула костяной жезл, принялся бешено тыкать сына, метя в голову.

- Мятежник! Выкормыш Захарьинский!
Борис, обмиравший в стороне, почуя собачьей натурой своей, что пришел
час жертвовать жизнью хозяина ради, кинулся между отцом и сыном, и подлый
царский жезл с копьем на конце не раз и не два вошел в его тело.
Но поздно! Поздно! Царевич, обливаясь кровью, гулькад что-то
по-голубиному, невнятно и примиряюще, рухнул на колени, завалился. И
последнее, что видел Борис: глаза, подернутые пеленою.

- Не жалей меньшого Ивана, - утешала мужа Мария Григорьевна, - он бы
творил-то-же, что м отец. Тебя первого во грех бы ввел.

Борис согласно покачал головой. С Марией Григорьевной поговорить всегда
интересно. Первые годы с ужасом в груди и жил, и спал. Но привык. Коли с
Грозным было привычно, чего же к красавице Марии Григорьевне не
привыкнуть... Пробовал тишайше сбивать ее со своего подколодного следа,
куда там! Читает в душе как по-писанному, лучше уж не сердить.

- Помолимся? - сказал он ей.

- Помолимся, - глазами в лоб ему уперлась, будто пестом тюкнула: до
слез разжалобился. Мужик в слезах, как баба в соплях. С души воротит.

Зажег свечи перед образами, принялся шептать молитвы, глуша в себе
былое. Но знал: обернись он сей миг - за спиною его, ухмыляясь, стоят
двое: Иван Васильевич и Малюта.

- Приложился бы ты ко святыням, что привез патриарх Иеремия, -
посоветовала Мария Григорьевна.

Он обрадовался и совету, и самой тревоге за него: не все-то ему печься
о доме своем, о царстве, о народе. Онто хоть единой душе жалобен? Ах,
умница Мария Григорьевна! Милый человек, с душою, \как гладь колодезная.
Урони песчинку, и от песчинки круги пойдут.