"Владислав Бахревский. Самозванец" - читать интересную книгу автора

свидетельствовать в пользу сына Грозного. Уходя с площади, он еще и
брякнул в сердцах Федору Коню и Костке Знахарю:

- Черт это, а не истинный царевич! Я Гришку-расстригу при патриархе
Иове видел. Не царевич это - расстрига и вор!

Федор Конь был человек в Москве известный. Ставил стены и башни Белого
Города, стены Смоленска, Борисову крепость под Можайском. Сказанное им -
все равно, что из передней государя. Костке Знахарю тоже как не поверить,
хворь рвет напрочь, не хуже гнилых зубов. На пядь под землею видит.

Уже через день слухи достигли Петра Басманова.
Очутился Василий Иванович Шуйский с двумя братьями в Кремлевском
застенке... Росточка боярин был небольшого, телом рыхл, головенка лысая,
глазки линялые - бесцветный человечишка. Однако истинный Рюрикович! По
прекращении линии Иоанна Грозного - первый претендент на престол.

Басманов с Шуйскими не церемонился. Пытал всех троих, требуя признать,
что собирались поджечь польский двор и поднять мятеж.

Василий Иванович, жалея себя, признал все вины, какие только ему
называли.

Суд Боярской Думы, радея царю, назначил изменнику и его сообщникам
Петру Тургеневу и Федору Калачнику смертную казнь, братьям вечное
заключение.

Шуйский, слушая приговор, градом роняя слезы, кланялся и твердил:

-Виноват, царь-государь! Смилуйся, прости глупость мою.

Тургенева и Калачника казнили без долгих слов, под злое улюлюканье
толпы. Казнь боярина - иное дело. На Красную площадь к Лобному месту
Василия Ивановича провожал Басманов. Сам зачитал приговор Думы и Собора и,
вручая несчастного палачам, торопил:

- Не чухайтесь!

С Шуйского содрали одежду, повели к плахе. Топор был вонзен нижним
концом, и лезвие его сияло.

- Прощайся с народом! - сказал палач.
Шуйский заплакал и, кланяясь на все четыре стороны, причитал тонко,
ясно:

- Заслужил я казнь глупостью моей. Оговорил истинного пресветлейшего
великого князя, прирожденного своего государя. Молите за меня пресветлого!
Криком кричите, просите смилостивиться надо мною!

Толпа зарокотала. И Басманов, севши на коня, крутил головой, ожидая,