"Александр Бахвалов. Нежность к ревущему зверю ("Нежность к ревущему зверю" #1) " - читать интересную книгу автора

освоиться, одному, без стажера.
Междугородная магистраль протянется еще километров сто двадцать, а
затем нужно съезжать на узкую бетонку, где уж совсем никого не встретишь до
самого приаэродромного городка, да и там в эту пору одни кошки да собаки.
Но еще задолго до съезда на пути Лютрова появится холмистое возвышение
в ста метрах от автострады, приметное желтой раной песчаного карьера. По ту
сторону холма, на отлогом спуске к реке, немногим больше трех месяцев назад
разбился опытный самолет С-14...
Он приспустил окошко дверцы. Дохнуло по-летнему теплой ночью, прелыми
запахами леса. При слабом свете приборных ламп вишневые чехлы сидений
кажутся черными. Тускло лоснятся брошенная рядом кожаная куртка. Где-то под
ней должны быть сигареты. Лютров, не глядя, нащупывает скользкую пачку.
Когда сошел снег, Лютров второй раз побывал на месте катастрофы С-14 с
номером 7 на фюзеляже. Машину так и называли "семеркой".
За все годы работы на фирме он не помнил катастрофы с таким исходом,
хоть никогда за всю историю авиации не создавалось столько экспериментальных
машин, как в это время, никогда столь многое не зависело от работы
летчиков-испытателей.
Никто из экипажа не успел покинуть самолет, да и не мог. Погибли все
четверо: Георгий Димов, сильный, стройный, как гимнаст; Саша Миронов,
рыжеголовый, ото лба до плеч усеянный веснушками, не покидавшими его со
школьных лет, как и незамутненная доверчивость к людям, детская отзывчивость
на веселье; Сергей Санин, невозмутимо добродушный, с выразительной усмешкой
большого подвижного рта, и Миша Терской, стеснительный юноша, красневший от
анекдотов своего коллеги Кости Карауша и даже когда ему на работу звонила
мама, хорошо воспитанная и совсем еще молодая женщина... Летчики, штурман,
радист.
Обходя по краю глубокую ямину, Лютров ступал по темным плешинам
обгоревшей земли и живо вспоминал бесноватые лохмы огня, хлопающего на ветру
рваными полотнищами; приглаженный метелью снег, усыпанный сажей в
направлении ветра; стекающий в овраг керосин, слизавший сугробы с легкостью
кипящей лавы, и в дыму над ним цепкие шлейфы пламени.
Все четверо... Так ему и сказали, когда он выбрался из кабины С 04 и,
как был в высотном костюме, поднялся в диспетчерскую узнать, почему
запретили вылет. Он глядел на лица ребят и чувствовал, как сознание
обволакивает ощущение пустоты и нереальности. Он не только не верил
услышанному, но и не понимал, он оглох, как от собственной смерти. "Нет, там
все не так, они не знают и говорят первое, что услышали... Сейчас, сейчас
все изменится, обернется по-другому, нужно только переждать, как это бывало
в детском сне, и тогда все разом сгинет..."
Над аэродромом нависла тишина, и в этой тишине торопливо, один за
другим стартовали вертолеты. Неуклюжее на вид помахивание лопастей
медлительных машин рождало мысли о настороженности чрева механизмов к
ошибкам людей.
Он не мог ждать, он должен был сам узнать, как и что там теперь, там,
где горела "семерка". Как будто узнать - значит изменить, повернуть вспять,
найти выход, когда выхода нет.
И Лютров полетел к этим холмам, опоясанным незамерзающей сизой
излучиной большой реки, глядел на черный дым с высоты двухсот метров и
вспоминал утренние рукопожатия ребят, их недолгие сборы, сдержанную радость