"Григорий Бакланов. Свет вечерний (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

ответить, спешит первым вступить на него.
Когда переодетого вели Николая Ивановича по переходам, дверь против
лифта открылась, пахнуло холодом снаружи, и такой весенний, сияющий день
увидел он отсюда, из бетонного мрака, так вольно там блестело солнце в
снеговых лужах... Дверь захлопнулась.
И началась больничная, палатная жизнь. Место его оказалось крайним к
окну, туда никто не стремился; зима, дует от стекол. Но отсюда виден был
двор, мартовский захламленный снег, березы до полудня в тени. Только после
обеда солнце освещало их грязноватые к концу зимы стволы, они розовели,
вбирали тепло, и снег вокруг них оседал все глубже. А ночью одна и та же
звезда светила сквозь голые ветки, смещалась постепенно за край окна.
Николай Иванович садился в кровати, и она возвращалась на место. Долго ему
предстояло смотреть на нее.
Когда они с Полиной впервые вошли в эту палату, рядом со свободной
койкой лежал покойник: провалившийся рот, из которого вынута вставная
челюсть, большая, холодная на вид, желтая ступня просунута сквозь прутья
кровати, обтянутый хрящ горбатого носа. И только тяжкое храпение и
вздрагивающие глазные яблоки под слипшимися веками подтверждали: жив.
Рядом преданно сидела на стуле седая старушка, ела больничную кашу с
тарелки перед собой, как белка из лапок. Сильно пахло мясной подливкой.
Увидев испуг Полины, закивала, закивала приветливо:
- Это наркоз. Завтра он будет бегать. Все вот не проснется никак. И,
наклонясь над ним, гладила по лицу, тихонько трепала по щекам:
- Глебушка! Глеб Сергеич!
Он приоткрывал тусклый глаз, силился улыбнуться:
- Туман в голове...
И веко сонно задергивалось.
- Ох, болен он, тяжко болен.-В глазах у нее блеснули слезы, но тут же и
улыбнулась сквозь них, чтобы не докучать людям своей бедой.- Вот доедаю
вместо него, не пропадать зря. Все бегом, бегом... Ему приготовила, морс
сварила, уж не до себя, что ему приносят, поем,- словно бы извинялась она.
Каждое утро она раньше всех проникала в больницу, заглядывала испуганно
и, убедясь что жив, махала на него рукой, чтобы только не ругал ее, и потом
в коридоре долго не могла отдышаться. А он методично, с привычкой старого
больного застилал кровать, шел умываться.
- Чего, чего прискакала ни свет ни заря? Сон вещий? Когда научу:
сообщат! Не звонят тебе, значит - жив.
- Мне, Глебушка, сегодня как раз надо было пораньше к Анне Игнатьевне,
пообещала ей, так, думаю, забегу уж по дороге...
- Опять врешь. Зачем? Пила бы сейчас чай не спеша у нас на кухне. Ведь
свалишься, ухаживать за тобой некому.
И шел умываться, пришлепывая тапками без задников по зароговелым
пяткам.
- Ворчун он у меня стал к старости, такой ворчун, - жаловалась она
тихонько.
- "Пила бы чай не спеша..." А что мне за чай одной на кухне?
И тут же рассказывала очередную какую-нибудь свою историю, все они были
похожие у нее:
- Позавчера получаю заказ, смотрю - что-то очень дорого с меня взяли.
Принесла домой - икра в заказе, чужой чей-то по ошибке сунули. Так не