"Григорий Бакланов. Свет вечерний (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

деревьев бродили по двору санитарки, врачи, сестры с граблями, лопатами,
сгребали мусор в кучи.
В отделении тоже все чистилось, мылось в этот субботний день. С треском
разрывая пожелтелую бумагу, которой с осени были заклеены окна, распахивали
рамы, повсюду гуляли сквозняки, только лежачие больные остались в палатах,
укрытые чуть ли не с головой, ходячих всех выпроводили в коридор, и они
толпились неприкаянно, как беженцы.
Подпоясанный бинтом поверх байкового халата, горбатенький, семенил с
палочкой Юшков, словно нищий странник: его недавно перевели в их палату.
Подошел, стал рядом с Николаем Ивановичем, тоже смотрел, как внизу тащат в
металлолом чугунную ванну: теперь ее волокли обратно к подъезду. Молодые
врачи весело делали бессмысленную работу, а грузовик стоял на дороге, ждал,
дверца распахнута, разомлевший на раннем весеннем солнце шофер курит. Он
только тогда и вышел глянуть, когда ванну грузили в кузов, скрежеща по
железу, рук не пачкал, команды подавал.
- Два солдата из стройбата заменяют экскаватор,- желчно сказал Юшков и
забегал по коридору.
Опустив очки со лба, Федоровский пристально глянул ему вслед, как
сфотографировал мгновенно. До этого он читал внимательно соцобязательства в
рамке под стеклом, вывешенные в простенке: "Постоянно повышать... Активно
участвовать... Отработать безвозмездно..." Последним пунктом значилось:
"Осваивать новые методы лечения и обследования больных - IV квартал". Давно
они тут висели, не было, наверное, ни одного больного, который хоть раз со
скуки не прочел бы их. Федоровский, наклонясь из-за высокого роста - полы
халата разошлись,- ползал носом по стеклу, придерживая очки над бровями,
вникал.
- И заметьте,- побегав по коридору из конца в конец, Юшков вернулся,-
заметьте, какое у нас у всех стремление в начальники.-Вот он -шофер. Шофер
самосвала всего лишь. Но он - министр. Врачи грузят, он стоит. Помочь - ниже
его достоинства. Нет, равных отношений мы не понимаем. Ты начальник - я
дурак, я начальник - ты дурак.
Федоровский все так же стоял перед соцобязательствами, но уши
напряглись.
Наконец ванну взгромоздили. Раздавив двойными колесами банку из-под
краски, грузовик отъехал, и лужа, куда отбросило сплющенную жесть, начала
окрашиваться, будто кровь вытекала в нее. Сейчас же у края лужи присел малыш
в синем, ярком на солнце комбинезоне, в меховых сапожках. Он палкой возил по
воде, мать, невнимательно держа его одной рукой за шарф, беззвучно говорила
с кем-то на верхнем этаже, подняв лицо. А Николай Иванович смотрел на
малыша. Он все же ослабел после операции, сильно ослабел: смотрел, как малыш
возит палкой в воде, а глазам горячо становилось.
Отвлекся он, когда по коридору провели к выходу приятеля Федоровского,
с которым тот обычно прогуливался по вечерам. Укутанного в два халата, на
голове ондатровая шапка, вели его спешно, мелькнуло испуганное лицо в
больших очках. Федоровский обождал и взглядом значительным пригласил
посмотреть вслед, стеклянные двери на двойных петлях еще махали,
успокаиваясь.
- Неважные дела его, как выясняется. В третью клинику возят на
обследования, а в чем дело, выяснить не могут. Это плохой знак.
Но тут по лестнице затопало множество ног: пустили родственников.