"Григорий Бакланов. Входите узкими вратами" - читать интересную книгу автора

шли к ней с подношениями. Когда грузовик уже трогался со двора, она спешно
сунула под плоскую подушечку, под холодный его затылок какие-то листки:
молитву, переписанную от руки, как после я узнал. Вот так оборвалась эта
судьба - война кончилась, но в людях все еще длилась.
Однако наш начальник, хилый с виду, заряжен был жить долго и
утверждался в жизни.
Обычно перед рейсом он инструктировал меня особо, поскольку был я на
этой работе человек новый и в товарах, которыми мне полагалось ведать, не
понимал ровным счетом ничего: "Ты не очень, понял, не очень с ними! Ты
гляди-гляди, а поглядывай!.. С ними знаешь как?.. Вот именно что!.." И
почему-то при этом хмуро смотрел вслед грузчице, с которой жил. По привычке
ни одну фразу он не договаривал ясно, а означать это должно было вот что:
пока носят со склада и грузят тюки и ящики, мне надлежало стоять с листом
бумаги и, глаз не спуская, считать, отмечать, чтобы потом все сошлось.
Девчата эти молодые, у которых вся жизнь впереди, грузили на себя
прямо-таки бесстрашно. Только, бывало, спросит одна другую: "Резко
тяжело?" - и несет, сомкнув за спиной руки под грузом или за угол
придерживая одной рукой через плечо. И вот офицеру в недавнем прошлом стоять
начальником и смотреть на них?
Тут нужен был особый характер. Однажды раненая моя, бессильная рука не
удержала, и перед самым кузовом машины, когда оставалось только поворотиться
и спиной поддать груз вверх, тяжелый ящик съехал с меня, оборвав хлястик
шинели, ударился углом и раскололся. Следи я тут во сто глаз, пока собирали,
я бы не уследил. Но все сошлось. И всегда сходилось, хоть, видел я, девчата
себя не обижают: спокойно вынув из-за пазухи тряпочку какую-нибудь или
тоненькие чулки, разглядывают их на обратной дороге, советуются; ничего
этого в ту пору было не купить.
Вот ехали однажды зимой за товаром, и шофер взял попутно пассажиров с
грузом - это был его законный заработок. Чаще всего я тоже забирался в
кузов, тепло было с девчатами в веселой их толкотне, но в тот раз сидел в
кабине, смотрел на зимнюю дорогу перед собой и ехал бы так, ехал хоть в
Тутаево, хоть в Александров, а если во Владивосток, так еще лучше.
Я не вылез из кабины, пока шофер договаривался: при этом разговоре
лишний человек ни к чему. Спустя время слышно стало, как в кузове за спиной
застучали по доскам, грузили что-то. Баба в коричневой шубе суетилась около
чемоданов на снегу, и стоял прямо высокий человек в офицерской шинели без
погон, курил, не вынимая папиросы изо рта. В круглое боковое зеркальце он
виден был мне со спины, ветер полоскал полы его длинной шинели, закидывал
назад рукава; я еще подумал, должно быть, шинель просто наброшена. Потом
заметил мельком, как баба под спину подсаживает его в кузов.
Мотор перегревался, в кабине тепло было лицу, я задремал. Проснулся
оттого, что машина стояла, слышны были громкие голоса. На этой дороге и
прежде останавливали - милиция ловила спекулянтов. В таких случаях, если
надо, шофер шел договариваться сам, знал как. Но что-то уж слишком долго
скандальным голосом, каким скликают толпу на улице, кричала там баба:
- Ты кого трясешь? Кого трясешь?..
Я вышел.
- Выгружай! - говорил милиционер непреклонно и указывал на дорогу. Он
стоял позади машины, а в кузове баба расстегивала на рослом человеке шинель,
торопилась.