"Григорий Бакланов. Дурень" - читать интересную книгу автора

в стиральную машину за деньгами. Была у него мечта: нагрести тысяч пять, а
может, и шесть, это - двести долларов, с ними по-другому чувствуешь себя в
жизни. И немного уже не хватало. Постоял Семен над ними, подумал. Решился.
Поехал на автобусе в город, на рынок, на "Динамо", там все есть. Долго
ходил, приглядывался, пока не стал замечать, что уже и к нему
приглядываются.
Очень понравился ему свитер чистошерстяной в несколько цветов. И вязка
такая красивая. Зажав в коленях куртку и пиджак с деньгами, натянул на себя
свитер, тут ему и зеркало поднесли, перехватив пиджак с деньгами под мышку,
всего себя увидал. А что? Ничего! Вполне. Не старик же, ему только за сорок
заступило. И шапка-ушанка понравилась: черноватая смушка с сединой, у него
тоже седина начала пробиваться. Несколько раз к ней возвращался, посадит на
голову: и так, и набекрень. Но весна уже зиму поборола, цыган шубу продает,
так что - до следующего раза. А хорошо было ходить меж рядов, богатым себя
чувствовать: захочу - куплю.
В новом свитере, как раз под Благовещенье, шел он к Анисье колоть
кабанчика, всю дорогу нараспашку шел, со встречными людьми здоровался. Если
и незнакомый человек, тоже останавливался прикурить. Дом Анисьи - третий с
краю.
- Топор у тебя есть?
Анисья усмехнулась:
- И чего ты им делать собрался? Дрова рубить?
- Чего-чего? Сначала обухом оглушить надо, чтоб не верещал.
- Ду-урень. Какое ж с него мясо будет, если он испугается, поймет? Его
расположить надо, за ухом почесать, чтоб приласкался, захрюкал. Тогда уж - в
сердце колют. А он - обухом. Колольщик... Ладно уж, заходи в дом, раз
пришел.
Нажарила Анисья картошки на свином сале целую сковороду, на другой
сковороде мясо распластала. И бутылка у нее нашлась в холодильнике. Тут
Семена стыд прошиб:
- Ну, это... Если б знать, я бы сам принес... Ты ж сказала, свинью
заколоть...
- Кабанчика колоть я соседа зову. У него рука - верная.
Солнце высоко стояло в небе, когда Семен на другой день возвращался
домой. И так сияли, так сияли снега, глазам больно. А воздух легкий, весной
пахнет. В такой день птица гнезда не вьет, девица косы не плетет. Вот и он
сегодня ничего делать не будет: грех. За то кукушку Бог наказал, навек без
гнезда оставил, что в Благовещенье гнездо завила. Под мышкой нес Семен в
тряпочке шмат сала соленого, прослоенного мясом, а в руке - трехлитровую
банку молока. Вот на нее-то, на банку с молоком, и загляделись
азербайджанцы, он наизволок шел, они сверху спускались, оба встретились ему
на полдороге. Он и прежде встречал их, на стройке у кого-то работают: один
здоровый, угрюмый, другой поменьше ростом, пошустрей:
- Слюшай, где молоко такое купить?
Тоже, небось, лишний раз зайти в магазин опасаются. Семен поставил
банку в снег.
- Гляди, - и рукой указывает сверху, - в деревню войдешь, третий дом с
правой руки. Входи смело, скажешь, Семен прислал. Семен, мол, Петрович.
Поблагодарили, пошли, а он им вслед посмотрел. И самому приятно. А
чего? Тоже - люди. У него сейчас душа была вся нараспашку, весь этот свет