"Григорий Бакланов. Непорочное зачатие" - читать интересную книгу автора

Они были уже высоко, и виды открывались удивительные, как вдруг
нахмурилось, стало прохладно, пошел снег. Сначала - снег с дождем, он стекал
с ветрового стекла, но вот повалил крупными мокрыми хлопьями. Дворники
отчаянно махали по стеклу, расчищая два полукружия, и навстречу неслась
белая метель, словно в них только и целилась. Залепило все - и боковые
стекла, и задний вид, - все было бело и глухо, отделенные от мира, они
сидели в машине, как в коробке, только мотор натужно гудел. И уже попадались
на обочинах занесенные снегом, заглохшие машины, у некоторых сквозь снег,
залепивший стоп-сигналы, пульсировали красные огни. Заметно смущенный
профессор что-то заискивающе спрашивал у шофера, тот отвечал коротко, зло. И
когда всем уже стало не по себе, как в спасение, въехали в чудом возникший
городок, в узкую улицу. Дома, стоявшие тесно, смотрели друг на друга, но
здесь было электричество, магазины, яркие вывески: зеленые, желтые,
красные... Жизнь!
Дорогу им преградил осел с двумя вязанками дров. Машина сигналила,
женщина тянула и нахлестывала осла, но тот уперся. А в раскрытой двери
таверны, плечом опершись о косяк, стоял толстый грек в феске и с трубкой в
зубах. Он стоял под фонарем, весь объятый запахами жарящегося мяса и чего-то
острого, и снег косо летел мимо него.
- Вот здесь мы поедим! - приободрился профессор, натянул свитер, надел
кепку с красным помпоном и бодро шагнул в метель. Елена высунула туфельку из
машины, смело ступила за ним следом и провалилась в снег, в ледяную воду: по
горной улице под снегом она неслась потоком.
- Теперь я заболею, - сказала она плаксиво.
В таверне было так же холодно, как на улице, только накурено и шумно,
тепло одетые местные жители сидели за столиками, пили вино из стеклянных
графинов и спорили.
Им постелили бумажную скатерть, официант в фартуке, о который он
вытирал руки, поставил первым делом два графина с вином и быстро начал
расставлять тарелки с помидорами, брынзой, зеленью. Вино было ледяное, но
свежий белый хлеб, нарезанный крупными ломтями, был удивительно вкусный, они
ели его с брынзой, проголодавшиеся, а когда принесли глубокие тарелки, а в
них, в коричневой подливке, картошка, овощи, мясо, все это огненное от
перца - и запах, запах, - само собой решилось, что ни в какие Дельфы они не
поедут, а надо возвращаться в Афины. Они согрелись от еды, от вина, и такой
уютной казалась теперь таверна, побеленные стены, темное дерево, глиняные
кувшины на полках, глиняные блюда на стенах, пожилой усатый грек за стойкой,
с ним прощались сердечно.
Но в машине было холодно, Елена поджала ногу на сиденье, кутала ее
шарфом и опять говорила, что заболеет, она уже чувствует. Несколько раз они
останавливались, шофер вылезал, открывал капот, возился в моторе. Потом
шумно захлопывал, садился, молча ехали дальше. Волосы его были уже мокры, на
ворсистом свитере искрился растаявший снег. И случилось то, чего они теперь
больше всего опасались: заглох мотор. Они сидели в остывающей машине, было
темно, снег все шел, хотя и не так густо, и поверить, что не так давно они
стояли внизу на солнце, на жаре, поверить в это было невозможно. Их все
больше заносило снегом, изредка профессор что-то спрашивал, шофер не
отвечал, чувствовалось общее раздражение.
Вдруг завыла сирена, замигали огни, остановился полицейский
микроавтобус, из кабины в кабину, опустив стекло, полицейский поговорил с