"Наталья Баклина. Гадкий утенок, или Повесть о первой любви " - читать интересную книгу автора

лавке возле клуба. Все они там толклись в ожидании, когда их отведут в
столовую. Четыре девочки и пять мальчиков. Девять человек из Шурочкиной
первой группы, а десятым к ним прикрепили новенького, его звали Борис. Борис
восстановился на втором курсе после армии, собирался учиться в третьей
группе, но его группу отправили на сельхозработы раньше, поэтому пришлось
ему ехать с ними. Девчонки уже успели прозвать парня между собой Борюсиком.
Борюсик был невысокий, но симпатичный. И, главное, была в нем некоторая
тайна, загадка была. Сидит себе тихонечко, улыбается легкой улыбкой, в
разговоры не вступает, на вопросы отвечает односложно и смотрит внимательно
так. И взрослый, уже армию отслужил, не то что их мальчишки-одногруппники,
школьники вчерашние!
Шурочка еще раз провела мысленную ревизию. В кого тут влюбляться? Вовка
Иванишин, хмурый, худой, с движениями Железного Дровосека, вон,
жестикулирует так, будто у него в суставах смазка кончается. Явное не то.
Гена Цой, высокий поджарый кореец в очках. Хороший парень, они вместе с
Шурочкой учились на лыжах ходить и оба - одинаково безуспешно. И в Генкином
Джамбуле, и в Шурочкином Ташкенте снег бывает раз в году по полчаса, лыжи
они до сих пор видели только по телевизору. А тут, в Сибири, нате вам -
сдавайте норматив на время. На почве (или на снегу?) лыжных преодолений
Шурочка и Гена сдружились и даже конспектами обменивались, и лабораторные
работы делали вместе иногда. Но на героя романа Гена не тянул. На него
сердце не ёкало. Игорюня Жаров. Этот даже не обсуждается. Игорюня, и этим
все сказано. Вон стоит, улыбается блаженно, мотня на трикотажных растянутых
трениках болтается возле колен. Игорюня был немного не от мира сего. Узкие
серые глазки из-под тяжелых век смотрели на мир рассеянно и близоруко, с
пухлых губ не сходила вечная полуулыбка, и все его плоское круглое лицо,
украшенное пипочкой носа практически без переносицы, забрызганное крапинами
веснушек и обрамленное буйными рыжеватыми кудрями, делало Игорюню в лучшем
случае комическим персонажем, но никак не героем-любовником.
Еще один - Вовка, Макаров. Тоже мимо. Маленький, белобрысенький,
остроносенький, похож на делового ежика. Макаров выглядел от силы на
шестнадцать лет, хотя был старше всех в группе, ему было двадцать два года,
и он даже успел жениться.
В общем, подвела итог Шурочка, уж если и влюбляться, то в Борюсика. И
тут их позвали на обед.
Деревенская столовая оказалась вполне приличным заведением. Большая
бревенчатая изба делилась на три части, в одной из которых расположился
магазин, во второй - обеденный зал, в третьей, судя по всему - кухня.
Поварихи, одетые в белые халаты и высокие колпаки из накрахмаленной марли,
стояли за хромированной стойкой-барьером и споро разливали оголодавшим
студентам наваристый борщ, наваливали гуляш с рисом, наливали компот. Порции
были огроменные. Тут же в сторонке стояли стаканы с молоком. Молоко уже
отстоялось, и видно было, что треть стакана - сливки.
Вот это да! После их студенческой столовки, где молоко отдавало
порошком, а котлеты лепили преимущественно из хлеба (Шурочка как-то взяла
котлету, но она была сладкой и пахла ванилью: ее явно слепили из
зачерствевших булок), совхозный обед показался просто пиршеством. И платить
не надо - всех переписали в столбик, будут удерживать из зарплаты. Класс!
- Девочки, - попросила Шурочка соседок за столом, - чур, я занимаю
место при кухне. Если скажут, что нужно идти поварам помогать, я иду. Ладно?