"Анатолий Бакуменко. Придурок " - читать интересную книгу автора

говорящие много хорошего о его уме и образованности, но в этой он
почувствовал себя вполне согласно.
Беда вся в том, что в жизни его была одна страшная для него нелепость:
с самого детства он выглядел намного умнее и значительнее того, что на самом
деле знал про себя. Он родился в "чужой одежде". Притом он долго не сознавал
этого несоответствия, не замечал его или не хотел замечать, потому что это
было удобно: раз встречают "по платью", то встречайте! Я пришел.
Но это не вполне так. Он не знал, что Бог не обидел его внешностью, не
знал, что девочки, а потом и женщины, оглядываются на него, что с ним хотят
иметь дело, связь, любовь. Он этого не знал. Ему этого не надо было? Отнюдь,
скажу я вам. Он не знал себя. Вернее, знал, но, скажем так, знал как систему
с изъяном. Он подозревал, что человек он абсолютно неинтересный. Или, лучше
сказать, интересный только самому себе.
Как-то у Юрия Олеши в романе "Зависть" я наткнулся на такую ремарку,
характеризующую героя: ".. по утрам он пел в сортире". Проворов тоже мог
вдруг запеть в сортире. Но это не то пение, в котором есть какой-то смысл, в
котором различимы слова или мелодия знакомая или не знакомая - его пение
напоминало какое-то мычание или гудение, где ритмы все же присутствовали, но
узнать в них что-то было невозможно. Но эта, если можно назвать ее так,
характеристика относится к Проворову уже повзрослевшему несколько, а вот
каким он был в детстве этого Проворов, казалось, ну никак не вспомнит.
Меня всегда поражала способность графа Льва Николаевича якобы помнить
все и живо описать так, словно событие врезалось в его память или он
наблюдает это событие в момент написания. Говорят, он мог описать свои
ощущения в утробе матери. Ощущения - в момент своего рождения... Но, может,
это только "красное словцо" гениального графа? Помнится, описывая смерть
Ивана Ильича, он говорил, что Ивана Ильича словно кто-то мял и запихивал в
какой-то узкий мешок. Что ж, может быть, может быть так, да, но...
Проворов был совсем другим. Куда ему до графа! Да и кто бы сравнивал?..
Только не я... Нет, только не я.
Свою долгую жизнь он помнил так, будто ему про нее рассказали. Он и
соотносил ее с действительными событиями как-то странно - словно разглядывал
фотографии: вот это - я, мне столько-то лет, вот это - дочь, ей пять лет,
это - жена, в год, когда мы поженились... Но вспомнить живые лица, а не
застывшие на снимке, он не мог. Может он и не жил вовсе? Да - нет!.. Судя по
событиям, была жизнь насыщенной, но неужели была - вот в чем вопрос.
Да, совсем повела меня голова в сторону, а говорили мы о "мычалках и
гуделках", которые сопровождали Проворова по жизни его. Повторяю, он считал
себя человеком интересным, но только для себя, и ему странно было узнавать,
что у него предполагают те или иные таланты, о которых он и подумать-то не
мог, потому что занят был всегда одним - он думал. О чем - он не знал и не
знает, но то, что вся жизнь его была занята одним - думаньем, знает он
наверняка. Это был непрерывный процесс, и эта истинная жизнь была его, а
остальное только мешало этой его жизни, отвлекало и даже раздражало. А
мычание и гудение, думаю я сейчас, создавали ритм движению его мыслей,
которые уносились неизвестно куда и неизвестно к чему вели; но может ли у
мысли быть цель или конец, спрошу я вас и сам отвечу - нет у мысли цели и
конца, она бесконечна, но тут прерву свое отступление от темы, так как
сомневаюсь в своей компетентности в этом вопросе. Нас же интересует вовсе не
философия. Проворов вошел в мою жизнь, и я вынужден им заниматься.