"Дмитрий Михайлович Балашов. Великий стол (Роман, Государи московские, 2)" - читать интересную книгу автора

прохлады. В небе, чуть видном отсюда, громоздились недвижными грудами
неживые, будто потускневшие от обливающего их злого солнца, высокие
облака. От горячих бревен, от пересушенных кровель, от слепящего глаза
железа на сторожах, что недвижно, посверкивая лезвиями рогатин и
начищенными шеломами, пеклись невдалече на городской стене, от жаркого
конского и человечьего дыхания, подымавшегося сюда снизу слитною горячею
волной, от запахов смолистого перегретого леса из Замоскворечья в окна
княжеской палаты струились волны жара. Иван, растерянно озирая старших
братьев, то и дело отирал пот со лба, и от духоты, и от душного, грозного
спора ему порою становилось нехорошо, в глазах плыло, и мнилось тогда, что
Александр с Юрием вот-вот кинутся друг на друга, и тогда... О Госиоди!
Борис, бледный, стоял, взрагивая, весь как натянутая тетива. Он тоже
изнемогал от жары, и потому, внимательно слушая братьев, сам придвинулся к
окошку, ловя скудные дуновения горячего, но все-таки свежего воздуха из
Заречья. Он был готов ко всему и напряжен до предела. Ему тоже чудилось,
что спор вот-вот перейдет в рукопашную, и тогда, тогда... С кем же он
тогда? Юрий был старший и князь, но Александр сейчас и говорил и мыслил
по-батиному, и предать его Борис тоже не мог.
Юрий, наткнувшись на нежданное и нелепое сопротивление братьев, рвал
на себе воротник, зверем метался по палате, встряхивая рыжею головой, орал
в лицо Александру:
- О моих правах Протасия прошай лучше! Мои права - кованая рать
Родионова, да оружные полки, да серебро, до скора, да хдеб, да лопоть, что
батя скопил! Переславль, молвишь, даден нам по праву? - выкрикивал он,
сжимая кулаки. - Дядя Андрей помер вовремя, вот! Батя, пущай, и по праву
получил, а ныне на те права кто хошь хер положит! Михайло ярлык получит в
Орде, дак не сидеть мне на Переславли ни дня, ни часу! Окинф Великой,
гля-ко, и тот зубы точит на переславски вотчины свои! Думашь, стерпят?!
Как бы не так!
- Ты почто захватил Можайск? - с упрямой ненавистью перебил брата
Александр.
- Тебя не спросил! Може, теперича и Коломну отдать захочешь?
- Михайло нам дядя своюродной, эа им пакости николи не бывало! То вся
земля скажет! И нам земля не простит! - с угрозой отмолвил Александр.
Юрий наконец оторвал клин ворота. Недоуменно подержав в руке кусок
дорогой камки с двумя звончатыми сквозными пуговицами, с отвращением
шваркнул себе под ноги. Смолк. И не в крик, а просто, с жалобною страстью,
с промельком грусти даже, сказал:
- Батюшка не дожил до великого княженья, дак нам того ся на веки
веков лишить?
Иван все так же переводил взгляд с одного старшего брата на друтого.
У него разом пересохло в горле. Ведь верно... Навек! Раз батюшка не
княжил, стало, и им уже доли нет в великом княжении... И как же они?
Так всегда помнилось, так ждалось и верилось, что из их семьи воликое
княжение владимирское не уйдет никогда. Ведь и дед, и дядевья все, и
прадед, и прапрадед - все перебывали на золотом владимирском столе!
У Бориеа тоже как-то вдруг сникли и опустились плечи. И он, верно,
подумал про <никогда>... И лишь Александр, отворотившийся к окну, глухо, с
упорным усилием, ответил Юрию:
- Все равно! Совесть дороже!