"Дмитрий Михайлович Балашов. Симеон Гордый (Роман, Государи московские, 4)" - читать интересную книгу автора

домовая церковь?..
- Что делать мне с этим? - спрашивает Семен недоуменно, принимая из
темных потрескавшихся рук колкий сухой пучок.
- Почуешь, што смерть подошла, зажги! - возражает старуха, без
робости и жадного блеска в глазах озирая княжеский покой.
- Ты опять спасаешь меня! - говорит, помедлив, Семен. - Чем мне
отблагодарить тебя?
Старуха небрежно машет рукою:
- Не нать мне твово серебра! - Помолчав, пожевав морщинистым ртом,
добавляет: - Рощу охрани святую, где Велесов дуб, знашь? Пущай не рубят!
(О роще той, припоминает Семен, вот уже колькой год идет пря с самим
митрополитом Феогностом.)
- Не веришь? - вдруг спрашивает старая. - Крепце держи!
Он вздрагивает, глядит на пучок можжевельника, переводит взгляд туда,
где только что стояла старуха, но Кумопа уже исчезла, не скрипнув дверью,
только ее дух, дух грязной ветоши и дорожный запах старого человека, еще
держится в княжом терему.
Он оглядывает на окна и видит, с невольным содроганием, как проходит
сквозь синеватые пластины слюды давешнее неясное черное пятно. От устали
или с великой др╕мы темнит у него в глазах?
Семен встряхивает чубом, проводит ладонями по щекам, ударяет в медное
било. Как-то вдруг и скоро отворяется дверь, входит знакомый гридень,
Игнашка Глуздырь. Негромко, картавя, прошает:
- Што прикажешь, княже?
Семен его не звал, да и место гридня не у дверей княжой опочивальни,
а на нижних сенях, и потому медлит, с сомнением оглядывая молодца.
Спрашивает наконец:
- Проводили старуху?
Гридень как-то нелепо подмигивает, помаргивает ресницами. Спрашивает
в свою очередь:
- А тебе, князь, тута не страшно?
Семен стоит около высокого стоянца, по-прежнему сжимая в руке забытый
пучок можжевеловых веток. В нем закипает раздражение на этого некстати
ворвавшегося в покой дурня.
- Чего мне страшить? - отвечает Семен, пренебрежительно вздергивая
плечо. - Я же не один.
Гридень вдруг наклоняет к нему, вытягивая улыбающуюся морду, и шепчет
тихо:
- А ты уверен, что ты не один?! - И приближается, неслышно огибая
княжеское точеное креслице, а глаза, глаза на улыбающемся лице -
совершенно слепые, мертвые. И в этом - ужас.
Семен, даже не успевши додумать еще ничего, судорожно сует ветки
можжевельника в пламя свечи. Треск загорающейся хвои, шум... И последнее,
что успел заметить, падая в обморок, как, лязгая, отворяются двери и
вбегают люди в покой.
Семена тотчас подняли. Он еще держал, не разжав ладони, полуобгорелую
ветку в руке. Спросил резко, оглядев рожи прислуги:
- Где Игнат?
В голове шумело, все еще двигалось и мрело в глазах. В двери вскочил,
волоча саблю, старшой дворцовой сторожи, боярин Остей.