"Дмитрий Балашов. Воля и власть (Роман) ((Государи московские; #8)" - читать интересную книгу автора

неизбежному концу, и, торопясь за летом, двигалась окольчуженной саранчою
новгородская рать.
Ратники на тяжело груженных лодьях отпихались шестами: древний
навычай <новогородчев> сказывался и тут, лодьи шли резво и ровно, не
колеблясь, точно невидимая сила толкала их (в наши дни, увидя такое, в
голову приходит: уж не мотор ли гонит лодью?). Ратные в поту и пыли, рожи,
закопченные у походных костров, да так и не отмытые путем (баню, и то
некогда соорудить!), сияют. Добро в лодьях, в сумах переметных, в тороках:
ковань, зернь, узорочье, серебряные чары и чаши, дорогое оружие, бархатные
порты, атлас, тафта, соболиные меха, весовое серебро в монетах и гривнах -
всего не перечесть! Довести бы до дому только! И тут подстерегала главная
беда, а воеводам забота: не дать разбрестись, не дать исшаять рати!
Высокие берега Двины. Громада воды. Боры, там и сям испестренные
раннею желтизною дерев. Рать, зоря погосты, подходила к Орлецу, главной
твердыни Двинской земли. Там заперлись двинские воеводы, там московские
гости, там ростовский князь Федор, пока еще довольный своим назначением,
казавшимся там, на Москве, и выгодным, и зело не трудным.
Под Орлецом новгородская рать стояла четыре недели. Город был крепок,
брать его с-наворопа, приступом, боясь положить много людей, не рисковали.
Соорудили пороки*, закидывали город каменным дождем, выбивали вороты,
многажды поджигали стены. Двиняне тушили пожары, отбивались, но, в конце
концов, изнемогли. Новгородские молодцы тем часом зорили окрестные
погосты, достигая самих Колмогор, а помощи от великого князя все не было,
да по осенней поре ясно стало, что и не подойдет. Кончалось снедное. Поели
всех коров и уже принялись за конину. Не хватало хлеба.
В конце концов, двиняне вышли из города и <добили челом> новгородским
воеводам, каясь и обещая впредь не даваться под руку Москве.
Главных заводчиков - Ивана Микитина и Конона с соратниками - взяли
живьем. Конона и неколико иных казнили тут же, а Ивана Никитина с братом
Анфалом, Герасима и Родивона, зачинщиков отпадения от Нова Города,
исковав, решили повести с собою.
С Федора Ростовского, дабы не очень злить великого князя, взяли
присуд и пошлины, что он прежде поимал на двинянах, а самого с дружиною
пустили <домовь>. С низовских торговых гостей взяли окуп триста рублев и
тоже отпустили самих на Низ, даже и с товаром, ну а двинянам пришлось-таки
заплатить! Две тысячи рублев и три тысячи конев (каждому новогородцу по
лошади) - такова была цена двинского отпадения под руку Москвы.
Весь поход новгородцам обошелся без больших потерь. Из вятших убит
был, по грехом, с Городка лишь один Левушка Федоров, сын посаднич.
Села новгородских бояр, куда зашли двиняне, были возвращены
владельцам, как и добро. Шла осень, рать пережидала распуту, отъедались,
отпаривались в банях, гуляли.
Тимофей Юрьич сам принимал сдавшегося Ивана Никитина. Смотрел сурово
в обтянутое голодом знакомое лицо, видел лихорадочный блеск глаз, видел,
как двигаются желвы скул. Молчал. На дворе уже сооружали плаху для Конона.
- Казнишь? - вопросил наконец Иван (были они однолетки с Тимофеем и у
обоих власы и бороды осеребрила седина).
Тимофей мотанул головою, не отвечая. Возразил хрипло с отстояном:
<Тебя к Нову Городу повезем! Как Великий решит, так и будет!>
- Брата пожалей! - супясь произнес Иван. - Молод ищо!