"Дмитрий Балашов. Воля и власть (Роман) ((Государи московские; #8)" - читать интересную книгу автора

Никитиным, и с двиняны на святей Софьи волость, на Вель, в сам Велик день
всю волость повоевали, и хлеб семенной, и хоромы жгли, и на головах окуп
поимаша...*
- Ладно, сказывай кто и где?! - прервал волостеля нетерпеливый
Тимофей Юрьевич.
- Отошли, на Двину отошли! К Орлецу! - бормотал Исай, озирая угрюмые
лица боярской господы. - От князя великого приихал на Двину в засаду
ростовский князь Федор, городка блюсти и судов и пошлин имати с
новгородскых волостий, а, двинские воеводы Иван и Конон со своими другы,
бают, волости новгородскыи и бояр новгородскых поделиша собе на части. -
Исай, выпив и жуя поданный ему холодный пирог, торопливо досказывал, кто
из двинян и что захватил из новогородских животов, знал о том явно по
слухам, почему и сбивался и путался, повторяя одно и то же...
Исая наконец отпустили, вручив ему и двум спутникам его новых коней -
скорей бы донес весть в Новгород, - а сами вечером встали на совет.
Получалось, что еще до похода к Орлецу надобилось примерно наказать
заратившихся московитов. В прозрачной северной мгле ярко плясало светлое
пламя костра. Воеводы черпали в черед дымное варево, дули, поднося лжицы
ко рту, отъев, отирали мохнатые уста цветными платами. Поход к
Белозерскому городку решили почти безо спору. Не токмо наказать надо было
москвичей за разор, но и попросту оставлять в тылу у себя московскую рать
опасу ради не стоило.
Комар еще не успел народиться, и воеводы лежали вольно, не разоставя
шатра, а нарубив лапнику и застелив его попонами. Накинули только сверх
себя долгие опашни, да составили сапоги и развесили холщовые портянки
ближе к рдеющей груде углей догорающего костра.
Юрий Дмитрич сказывал Василию Борисовичу о красотах Нижней Двины, о
безмерной громаде воды, Белом море, торговых походах в далекую варяжскую
землю и еще далее к англянам, данам и в земли франков.
- Пора то разорили мы двинян? - вопрошал Василий Борисович, помятуя
тот давний поход за волжскою данью. Тень гнева прошла по челу Юрия
Дмитрича:
- Цьто им! - отозвался он, передернувши плечом. - Повидь, каки
сарафаны тамошни женки носят! Шелк да тафта, бархаты да парча
цареградская! В жемчугах вси! Невем, черная ли то женка, али боярска кака!
Запло-о-отят, - протянул он грозно. - Серьги из ушей вынут, а заплотят,
тай годи! Когды-то ищо хлеб не рос на Двины, а нынце! Вси в серебри! Цьто
бояре, цьто и мужики! За стол сести, дак беспременно красную рыбу им
подавай! Теперице воли захотели! Будет им под московским князем воля! Ишо
приползут и к нам! Каемси, мол, в нашей вины... Я-ить с Иваном Никитиным
как с тобой мед пил, вместях за столом сидели! Ну - не прощу никогда! Даже
и поверить тому не могу! Владыцьню волость зорить! Эко!
- Спите, господа! - недовольно пробурчал Тимофей Юрьич. - Негоже
будет вам из утра перед кметями в седлах дремать!
Ночь. Дремотная прозрачная ночь тихо поворачивается над станом
россыпью голубых звезд. Чуть рдеют угли, прикрытые пеплом костров. Кони
задумчиво хрупают овсом, и лес стоит по сторонам чуткий, тревожный, полный
скрытой жизни, готовой прорваться щебетом птиц, весенним ревом оленей,
бурными разговорами ручьев, и словно ждет, гадая, что принесет сюда и
окрест дремлющая новгородская рать?