"Дмитрий Балашов. Степной закат (Святая Русь, часть восьмая) [И]" - читать интересную книгу автора

слову деют!
С полковым напарником, Пашкой Упырем, едва не поцапались намедни.
Упырю Иван иногда тихо завидовал. Тот входил в избы, расшвыривая двери,
распахивал настежь, не обинуясь, стаи дворов, сбивал замки с клетей, ежели
не открывали добром, и тогда уже зорил все подчистую, призывая своих
кметей и тут же щедро наделяя их взятым добром. Иван так не мог. И тут...
Хозяйка в голос взвыла, обнимая голову коровы: "Убивайте! Не отдам!
Доченька! Красуленька моя!" А хозяин сам на коленках ползал, хватая Упыря
за ноги: "Возчик я! Коней сведете, гладом помру, крещеные, чать!"
Иван, приметя раздутые бока коровы, попробовал остановить Упыря: "Ей
уже телиться срок! Пропадет дорогой, оставь! Волкам скормишь, а жонка тут
ума лишится"... Пакостно было еще и потому, что в этой именно избе они с
Упырем намерили заночевать. Пашка уперся в лицо Ивану побелевшими от
ярости глазами, поднял тяжелые кулаки. Иван подобрался тоже: в драках не
любил уступать. Наудачу дурак хозяин как раз в ту пору кинулся Пашке в
ноги и Упырь всю ярость вложил в удар сапогом, пришедшийся в лицо хозяину.
Возчик, обливаясь кровью, марая истоптанный снег, полез окорочью в угол
двора, а Упырь кричал ему вслед, обращаясь разом и к новоторжанину, и к
Ивану: "Возчик он... Мать! А по что у тя в пяти стойлах всего два коня? В
лес отгонил? Оттоле и доставай! А корову... - он кивнул двоим молодцам,
что готовно держали за рога и за вервие упирающуюся животину, - пущай
завтра выкупит! Есь у их животов! Небось, и серебро зарыто где-нито!"
И все было правильно! Посреди воинского стана устраивался походный
базар, куда сгоняли скотину, ту, что не намеривали вести с собою, и
продавали ее прежним владельцам, которые, для такого случая, волокли, с
причитаньями, береженое серебро, чаши, узорную ковань, кузнь, портна,
шитые жемчугом очелья - кто чем был богат - и, получивши назад бедную
буренку или мосластую, в зимней шерсти, невидную лошаденку, униженно
упрашивали не зорить их в другорядъ, не лишать молока малых чад, не
оставить без тягла к весенней страде.
Поздним вечером того дня сидели в ограбленной ими избе. Упырь
оказался прав, хозяин, откопавши где-то две полновесные продолговатые
новгородские гривны и горсть узорочья, расплатился и за второго коня, и за
корову. (Гнедого крутошеего жеребца Упырь у него все-таки отобрал.)
Досталось добра и Ивану Федорову, хоть тот и отказывался, и всей дюжине
ратников, что сейчас, накормленные, громко храпели, лежа на полу, на
соломе, прикрытой попонами, а оба старшие, усталые всмерть, склонившись
над деревянною каповой мисой, жрали еще теплые щи и кашу, уминали сырой
ячменный хлеб с соленым творогом, рыгали, наевшись, и еще тихо
доругивались напоследях.
- Не нать вам на великого князя нашего лезти было! - наставительно
толковал Пашка Упырь хозяину, что все еще прикладывал тряпицу со снегом к
разбитому носу.
- То рази ж мы! - со всхлипом отзывался избитый возчик. - Бояре!
- Бояре! Свою голову нать иметь! Поддались бы Москве, и вся недолга!
- Ты слыхал чего-нибудь про речение киевского митрополита Иллариона
"Слово о законе и благодати"? - вопросил Иван.
- Ето от тех ищо времен?
- Да, древлекиевского!
- Ты мне еще каку старину припомни! - снедовольничал Пашка.