"Дмитрий Балашов. Вечер столетия (Святая Русь, #7) [И]" - читать интересную книгу автора

мог, собрал, послано было тебе, к Царюгороду, а ныне не обессудь и не
зазри! Нету и нет! Токо отдышались от последнего разоренья, токо выстали!
Пимен ел его взглядом, пробовал стращать старыми грамотами, да с
князевой помочью (а и с Алексиевой - старая грамота нашлась!) были те
угрозы Ивану Федорову не страшны. А заменить его кем иным и в такую-то
пору! Слишком понимал Пимен в хозяйстве, чтобы не почуять, что этого
даньщика некем ему заменить. При любом другом и нынешнего выхода не
получишь.
- Ты садись! - с опозданием вымолвил митрополит, и Иван, не чинясь,
сел. - Серебро надобно! - Пимен кивнул келейнику, тот налил чару,
придвинул Ивану блюдо копченой рыбы. Иван выпил, нарочито медленно дорогою
двоезубою вилкою набрал кусок сига и, только уже управясь с угощением,
поглядел в очи митрополиту отцовым побытом, чуть весело и разбойно,
приметив невольную усталость Пимена от постоянного глухого отчуждения
окружающих.
- А серебра нать, дак надобно обоз сбивать и править до Нижнего, тамо
нонь цены на снедное стоят добрые, в Орде дороговь! Днями, токо бы вот с
покосом управить! - И, не давая владыке вымолвить слова (у того глаза
вспыхнули, словно у доброго кота при виде свежей рыбы, по каковой причине
и понял Иван враз еще не высказанное Пименом), домолвил: - И, батька, коли
меня намерил послать с обозом, испроси на то добро сперва у княжого
боярина, я ить, так-то сказать, в дружине княжой!
Они молча поглядели в очи друг другу, и Пимен первый сердито отвел
взгляд.
- Надумаю коли... Пошлю... Ты-то как?
- Служба, она и есь служба! - безразлично отмолвил Иван. - Коней токо
надобно перековать! (О том, что ему и самому охота была побывать в Нижнем,
говорить Пимену не стоило.)
Помолчали. В богато убранной, нарочито вычищенной к приезду владыки
келье восстановленных владычных палат многое было поиначено, да и сама
келья ощутимо отличалась от той, старой, в которой умирал когда-то великий
владыка Алексий, "батько Олексей" недужного нынче князя Дмитрия, почти
бессмертный старец, поднявший на плечах своих к славе и мощи пошатнувшееся
было со смертью батюшки нынешнего великого князя московское княжение.
Иван скользом оглядел двух клириков и горицкого игумена, молча и
отчужденно внимавших разговору владыки со своевольным даньщиком. Ждали,
верно, что Пимен прогонит невежу, да и от должности отрешит! Дождетесь,
как же! Тамо, окроме меня с матерью, и не управить никому! Однако умен
владыко, понял! Мог и отнять даньщицкое. Ну да Ивану ноне и без того
прожить можно, молодой князь не оставит!
Иван встал, сдержанно поклонил в пояс владыке, поблагодарил за
хлеб-соль.
- Надумаю коли послать, езжай не стряпая! - высказал Пимен
напоследок.
- Вестимо! - отозвался Иван, отворяя дверь покоя. ("Пошлет ведь! -
подумалось. - Надо и свою справу сготовить!")
Иван спустился по лестнице, устроенной внутри, а не снаружи, как в
прежних палатах, у коновязи охлопал коня, вздел удила, проверил подпругу,
легко, привычно взмыл в седло. Подумалось: "Все-таки и отец, и он - воины,
и не этой бы возни с банями и кадушками масла..." Хотя и ратная служба