"Владимир Николаевич Балязин. За светом идущий [И] (детск.)" - читать интересную книгу автора

работал и Костя.
Четыре с половиной копейки в месяц, которые пообещал Геронтий Тимофею,
нужно было отрабатывать честно. Однако не работа удручала Тимошу. Он сразу
же заметил - и немало тому удивился, - что Евдоким, который до самого
последнего дня относился к нему лучше, чем к родному сыну, враз переменился.
Теперь для него что служащие при конюшне холопы, что новый подпасок были
почти едины. Костю он и дома, и на конюшне часто под горячую руку бивал, а
теперь и на Тимофея пару раз замахивался, придираясь по мелочам, и не
порядка ради, а чтобы показать сопливцу данную ему власть. Тимофей же,
увидев такую в Евдокиме перемену, старался реже попадаться ему на глаза и
дело свое делал исправно.
Через две недели после того, как начал Тимофей свою службу на конюшне,
артель плотников поставила в монастырской слободке сарай, баню и избу, а
Соломонида по этому случаю пригласила гостей.
За новым столом, на новых лавках уселись отец Варнава, Евдоким с женой,
Соломонида да Тимоша с Костей.
В тот день Соломонида, низко поклонившись, впервые налила сыну и его
товарищу хмельного зелья, потому как стал сын добытчиком, определился к делу
и перед приглашенными надлежало ему выглядеть хозяином: другого мужика в
доме не было, а известно, что без хозяина и дом сирота.
Вино Тимоше не понравилось: было оно горькое, пахло прокисшим суслом и
так ударило в голову, что в глазах поплыл туман, а в ушах - звон. Однако
через некоторое время туман пропал, звон утих, а все тело приобрело какую-то
легкость, будто собрался он взлететь. Сидящие за столом показались столь
милыми сердцу, что каждого, даже слезливую Костину мать, захотелось
расцеловать, а кроме того, появилось чувство, что вот он, Тимофей Анкудинов,
Демьянов сын, и силен, и умен, и собою хорош.
Разговор за столом шел обо всем: о ценах на базаре, о нынешнем добром
лете, что и тепло дает в изобилии, и дождями не оставляет, о том, как
служится Тимоше у владыки, о многом прочем, что случилось в Вологде. Только
о пожаре, что учинили божедомы, никто не сказал ни слова - зачем дурными
воспоминаниями праздник портить?
Разошлись гости засветло - не пьяные, не трезвые, поблагодарив
напоследок хозяйку за хлеб-соль.
Тимофей же лег на лавку и крепко заснул. А утром было ему так тяжело и
скверно, как сроду не бывало: болела голова, тошнота подступала к горлу, во
рту было столь пакостно, что и слов не подобрать. И не хотелось даже пальцем
пошевелить, не то что на конюшню идти. Мать заметила все это, но ничего не
сказала; дала испить квасу да сухую хлебную корку изрядно натерла хреном.
Мерзкий вкус во рту хрен с квасом вроде бы и перебили, но ненадолго.
Встретившись на конюшенном дворе с другом, Тимофей узнал, что и Костя
чувствует себя не лучше. В первый раз за все время оставили они стойла
нечищеными: и у того и у другого вилы валились из рук, а хотелось только
одного - скорее ускакать на речку и залечь в тени, под кустом, по очереди
купая жеребят. Так они и сделали: подперли дверь жеребятника колом и уехали
на речку. А приехав, загнали коней в воду и завалились под куст. Солнце еще
не припекало, от реки тянуло прохладой, когда вдруг один из жеребят заржал
так жалобно да пугливо, будто малое дитя заплакало. От крика этого Тимофей
проснулся, а Костя продолжал спать, приоткрыв рот и широко раскинув руки.
Тимофей увидел, как все жеребята враз бросились из реки вон, а один, по