"Сергей Балмасов. Иностранный легион " - читать интересную книгу автора

вскоре вернулся с целью убедить непокорных идти в траншеи и попытаться
оказать давление на командующего ими офицера. Разговор был длинным, офицер
расплакался, говорил, что любит солдат, плакали солдаты. Но вызвали
полковника Ознобишина, а он без своего капитана ни на что не решался, и
путного ничего из этого разговора не вышло. В штаб было дано знать, что 1-я
секция идти в траншеи отказывается. Солдаты об этом ничего не знали.
Переговоры и дискуссии продолжались еще довольно долго. Но вскоре пришло
известие, что русские других секций сдались, и в результате решено было идти
в траншеи. Приготовили саки... Разошлись есть суп... В 5 часов - сбор.
Бунтовщиков вывели последними и присоединили к уже вышедшей роте. Между
"сбором и супом" приехал капитан из Генерального штаба, говорил с офицерами,
с одним из волонтеров. Прежде чем идти к капитану, поручик со злорадством
сказал: "Раньше я плакал, а вы смеялись, теперь наши роли поменялись!"
Вечером пошли в траншеи; пробыли в них три дня и 16 июня спустились на
отдых, и там поодиночке все были вызваны к капитану, который подробно
расспросил о причинах, вызвавших бунт. Солдаты заявили, что в Легионе
оставаться больше не было сил, и просили в один голос о переводе их в ряды
регулярной французской армии или об отправке в Россию. 17 июня был днем
отдыха. Дело происходило в селе Оилли на реке Айсне, в 6 верстах далее
Краонна. Солдаты тихо разговаривали, когда неожиданно пронесся приказ о
сборе. В полном молчании, оцепленные караулом, в сопровождении жандармов,
"бунтовщики" были отведены в маленькое здание, как оказалось, здание суда.
Волонтеры не знали, куда их ведут, не допуская мысли, что их могут предать
военному суду. Обстановка суда была неслыханная. Защитник, которого
добровольцы в глаза не видели, знакомился с делом. На заседании суд состоял
из подполковника и двух более младших офицеров. Прокурором был лейтенант.
Начался допрос. Солдаты держались очень хорошо, все в один голос подтвердили
ужасные моральные условия жизни в Легионе. Волонтер Глувняк приводил целый
ряд случаев избиения, из которых побои Якубовича привели к тому, что
капрал-легионер, в этом повинный, потерял нашивки. Глувняк говорил в такой
резкой форме, что Фальк, служивший ему переводчиком, не мог от волнения
передать все то, что тот говорил. Многое было изменено, многое - пропущено.
Но основное положение, заключавшееся в том, что ни один волонтер не
отказывался сражаться, а только требовал перевода из Легиона, было ясно и
точно сформулировано. Единственное, на чем основывался прокурор, была бумага
от коменданта, подтверждавшая хорошее отношение и человеческое якобы
обращение с легионерами и объяснявшая бунт усталостью и трудностью пути.
Заседание продолжалось несколько часов, но выяснить причины придания суду не
удалось. Это произвело впечатление. Полковнику, видимо, не хотелось
выставлять все напоказ. Тогда стали искать зачинщиков, допрашивать
свидетелей, но и это не дало никаких результатов. Прокурор потребовал
минимума наказания, т. е. 5 лет каторжных работ. Роль защитника сводилась к
одному - "они согрешили, их надо пожалеть, уменьшить кару". Ответом было
краткое: "Невозможно!" Суд удалился, и через 5 минут был прочитан приговор,
осуждавший всех на 5 лет каторжных работ. Все это "дело" для самого
начальства было до такой степени явно беззаконным, что по прочтении
приговора прокурор созвал осужденных и объявил им, что все это - для формы и
что в случае хорошего поведения наказание будет с них снято. Тот же
прокурор, как оказалось впоследствии, просил о приостановке исполнения
судебного решения. Ему было отказано генералом, который нашел, что данное