"Оноре Де Бальзак. Провинциальная муза" - читать интересную книгу автора

тысяч франков на внутреннее устройство дома, производившееся по указаниям
Дины, которая могла тогда купить в Иссудене мебель г-на Руже и осуществить
свои замыслы декораций - как средневековых, так и в стиле Людовика XIV и
Помпадур. В то время молодой новобрачной трудно было поверить, что г-н де
ла Бодрэ так скуп, как ей говорили, она даже думала, что приобрела над ним
некоторую власть. Это заблуждение продолжалось полтора года. После второго
путешествия г-на де ла Бодрэ в Париж Дина почувствовала в нем тот ледяной
холод, каким веет от провинциального скряги, когда дело коснется денег.
Обратившись к мужу в первый раз с просьбой отдать ей ее капитал. Дина
разыграла грациознейшую комедию, секрет которой идет еще от Евы; но
маленький человечек напрямик объявил жене, что он дает ей двести франков в
месяц на личные расходы, выплачивает г-же Пьедефер тысячу двести франков
пожизненной ренты за поместье де-Ла-Отуа, и, таким образом, тысяча экю ее
приданого ежегодно превышается на двести франков.
- Я уж не говорю о расходах по дому, - сказал он в заключение, - я не
запрещаю вам угощать по вечерам чаем с бриошами ваших друзей, потому что
вам нужно раз влечение, но до женитьбы у меня не уходило и полутора тысяч
франков в год, а теперь я трачу шесть тысяч франков, считая налоги и
деловые расходы, а это уж чересчур, если принять в соображение самую
природу нашего состояния. Винодел может быть уверен только в своем
расходе: обработка земли, подати, бочки; тогда как доход зависит от
солнечного луча или заморозка. Мелкие землевладельцы вроде нас, прибыли
которых далеко не верны, должны исходить из своего минимума, так как им не
из чего покрыть лишний расход или убыток. Что с нами станется, если
прогорит какой-нибудь виноторговец? Поэтому будущая прибыль для меня все
равно, что журавль в небе. Чтобы жить, как мы живем, нам всегда нужно
иметь деньги на год вперед и рассчитывать только на две трети нашего
дохода.
Стоит женщине встретить сопротивление, как ей захочется сломить его;
а Дина столкнулась с железной волей, скрытой под ватой мягчайших манер.
Она попробовала было пробудить в этом человечке сомнения и ревность, но
увидела, что он защищен самой оскорбительной невозмутимостью. Уезжая в
Париж, он расставался с Диной так же спокойно, как спокоен бывал Медор за
верность Анжелики. Когда же она приняла холодный и надменный вид, чтобы
задеть за живое этого уродца презрением, - прием, применяемый куртизанками
против своих покровителей и действующий на них с точностью винта на пресс,
- г-н де ла Бодрэ лишь устремил на жену пристальный взгляд кота, который
посреди домашнего переполоха не тронется с места, пока ему не пригрозят
пинком. Необъяснимая озабоченность, проступавшая сквозь это немое
равнодушие, довела двадцатилетнюю женщину почти до ужаса; она не сразу
поняла эгоистическое спокойствие этого человека, похожего на треснувший
горшок и выверявшего, чтобы существовать на свете, весь ход своей жизни с
той же неуклонной точностью, с какой часовщики выверяют маятник. Поэтому
маленький человечек постоянно ускользал от своей жены; сражаясь с ним, она
всегда метила на десять футов выше его головы.
Легче понять, чем описать приступы ярости, которым предалась Дина,
когда увидела, что ей не вырваться ни из Бодрэ, ни из Сансера, - ей,
мечтавшей управлять состоянием и поведением этого карлика, которому она,
великанша, сперва подчинилась, в надежде им повелевать. Рассчитывая
когда-нибудь появиться на великой арене Парижа, она мирилась с пошлой