"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

помогли ей выносить утрату, иначе, если бы в ней еще сохранилась жизнь, сама
эта разлука убила бы ее. Она чувствовала невыносимые боли и порою бывала
рада, что их не видит тот, кого она все еще любила. Когда по вечерам играли
в триктрак, она наблюдала за Валтасаром и, зная, что он по-своему счастлив,
сама разделяла это счастье, добытое ею для него. Она довольствовалась таким
убогим наслаждением, она не спрашивала себя, любят ли ее, она старалась
верить в его любовь и скользила по тонкому слою льда, не смея твердо на него
стать, боясь проломить его и утопить сердце в ужасной пустоте. Так как этот
покой ничем не нарушался, так как недуг, медленно снедавший г-жу Клаас,
способствовал душевной умиротворенности, удерживая супружескую любовь в
пассивном состоянии, то больная кое-как дотянула до начала 1816 года.
В конце февраля нотариус Пьеркен нанес удар, который должен был
столкнуть в могилу женщину с ангельской, почти безгрешной душою,- как
говорил аббат де Солис.
- Знаете,- сказал ей нотариус на ухо, улучив минуту, когда дочери не
могли слышать их разговора,- господин Клаас поручил мне занять триста тысяч
франков под залог его имущества, примите меры, чтобы не были разорены ваши
дети.
Жозефина сложила руки и возвела глаза вверх, потом поблагодарила
нотариуса любезным кивком головы и печальной улыбкой, растрогавшей его.
Слова его были ударом кинжала, смертельным для Пепиты. В тот день она
отдалась размышлениям, от которых переполнялось печалью ее сердце, она
оказалась в положении путника, когда он, потеряв равновесие от толчка
легкого камешка, падает в пропасть, по краю которой долго и смело шагал.
Когда нотариус ушел, г-жа Клаас велела Маргарите подать письменные
принадлежности, собралась с силами и стала писать завещание. Не раз она
останавливалась и смотрела на дочь. Час признаний настал. С тех пор как
заболела мать, Маргарита вела все хозяйство и настолько оправдывала надежды
умирающей, что г-жа Клаас без отчаяния взирала на будущее, видя себя
возрожденной в этом ангеле, любящем и сильном. Разумеется, обе женщины
предчувствовали, какими скорбными мыслями придется им поделиться друг с
другом, дочь смотрела на мать, едва только та посмотрит на нее, и у обеих на
глаза навертывались слезы. Несколько раз, когда Жозефина отрывалась от
бумаги, Маргарита произносила: "Мама?" - точно желая поговорить; потом
останавливалась, будто ей нехватало дыхания, но мать, поглощенная
предсмертными мыслями, не спрашивала, что значит этот вопрос. Наконец, г-жа
Клаас стала запечатывать письмо; Маргарита, державшая перед ней свечу,
скромно отошла, чтобы не видеть надписи.
- Можешь прочесть, дитя мое! - сказала мать душераздирающим голосом.
Маргарита увидала, что мать надписывает: "Дочери моей Маргарите".
- Когда отдохну, поговорим,- сказала г-жа Клаас, пряча письмо под
подушку.
Потом голова ее упала, точно в этом последнем напряжении истощились ее
силы, и несколько часов Жозефина спала. Когда она проснулась, обе дочери и
оба сыра стояли на коленях у кровати и жарко молились. Это было в четверг.
Габриэль и Жан только что пришли из коллежа, их привел Эммануил де Солис,
уже шесть месяцев как назначенный учителем истории и философии.
- Милые дети, нужно нам проститься,- воскликнула она.- Вы-то меня не
забываете, а тот, которого я...
Она не договорила.