"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

прекрасную мебель, инкрустированную медью или оловом. Мне кажется,
происходят резкие перемены в быте. Все, вплоть до искусства, решительно
ухудшается. Раз приходится торопиться, ничто не получает добросовестной
отделки. Во время моей последней поездки в Париж меня сводили посмотреть
картины, выставленные в Лувре. Честное слово, только для ширм годятся все
эти холсты, без воздуха, без глубины. Художники боятся колорита. И они-то
хотят, я слыхал, низвергнуть нашу старую школу... Ай-ай!..
- Старые наши художники,- ответил Валтасар,- изучали различные
комбинации и устойчивость красок, подвергая их действию солнца и дождя. Но
вы правы, материальные средства искусства теперь культивируются меньше, чем
когда бы то ни было.
Госпожа Клаас не слушала разговора. Как только нотариус сказал, что
фарфоровые сервизы в моде, у нее появилась блестящая мысль продать массивное
серебро, полученное в наследство после брата,- она надеялась таким образом
расквитаться с тридцатитысячным долгом мужа.
- Ага! - говорил Валтасар нотариусу, когда г-жа Клаас опять стала
прислушиваться к разговору.- О моих работах поговаривают в Дуэ?
- Да,- ответил Пьеркен,- все недоумевают, на что вы тратите столько
денег. Вчера я слыхал, как господин старший председатель высказывал
сожаление, что такой человек, как вы, ищет философского камня. Тогда я
позволил себе заметить, что вы слишком образованны, чтобы упрямо добиваться
неосуществимой цели, что вы слишком христианин, чтобы вступать в борьбу с
самим богом, и, как все Клаасы, слишком расчетливы, чтобы бросать деньги на
какую-то ерунду. Однако, признаться, я разделял общее сожаление по поводу
того, что вы удаляетесь от общества. И в самом деле, вас точно нет в городе.
Право, сударыня, вам было бы приятно, если бы вы услыхали похвалы, которые
каждый спешил воздать вам и господину Клаасу.
- Вы показали себя добрым родственником, опровергая обвинения, скверные
хотя бы тем, что они делают меня смешным,- ответил Валтасар - А, так в Дуэ
считают, что я разорен! Ну, вот, дорогой Пьеркен, через два месяца у нас с
госпожою Клаас годовщина свадьбы, и я задам такой праздник, что своим
великолепием он вернет мне то почтение, какое дорогие мои соотечественники
питают к талерам.
Госпожу Клаас бросило в краску. Уже два года как не вспоминалось о
годовщине свадьбы. Подобно тому, как у сумасшедшего бывают минуты
просветления, когда их способности приобретают необыкновенный блеск,
Валтасар никогда еще не проявлял такой чуткой нежности. Он был полон
внимания к детям, и речи его пленяли любезностью, умом, тонкостью замечаний.
Проявление отеческих чувств, так долго не обнаруживавших себя, было лучшим
праздником для жены, к которой он обращал слова и взгляд, вновь выражавшие
постоянную симпатию,- ту, что идет от сердца к сердцу и доказывает чудесную
общность душевной жизни.
Старый Лемюлькинье, казалось, помолодел, он входил и уходил с необычной
для себя веселостью, вызванной осуществлением его тайных надежд. Столь
внезапная перемена в обращении хозяина была для него еще более
знаменательна, чем для г-жи Клаас. Там, где семейство видело счастье, слуга
видел богатство. Помогая Валтасару в его работах, он заразился его безумием.
Потому ли, что он уловил смысл его исканий из слов, вырывавшихся у химика,
когда цель ускользала из рук, потому ли, что врожденная у человека
склонность подражать помогла ему усвоить идеи того, с кем он дышал одним и