"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

вправе по своей воле устраивать их жизнь. Да и могла ли она упрекать
Валтасара за то, как он пользуется ее состоянием, если в течение десяти лет
брачной жизни он дал столько доказательств своего бескорыстия? Ей ли быть
судьею в том, что он задумал? Но совесть, в согласии с чувством и законом,
говорила ей, что родители только охраняют состояние детей и не имеют права
отнимать у них материальное благополучие. Чтобы уклониться от решения этих
важных вопросов, она предпочитала закрывать глаза, подобно людям, отводящим
взор от пропасти, на дно которой, как знают они сами, придется им упасть.
Уже шесть месяцев муж не давал ей денег на домашние расходы. Она
распорядилась тайно продать в Париже богатые бриллиантовые уборы, которые
брат подарил ей в день свадьбы, и ввела в доме строжайшую экономию. Она
отпустила гувернантку детей и даже кормилицу Жана. Такая роскошь, как
собственные экипажи, встарь была неизвестна буржуазии, скромной в своих
нравах и гордой в чувствах, и в доме Клаасов ничто не было приспособлено для
этого нынешнего нововведения; Валтасар был принужден устроить конюшню и
каретный сарай в чужом доме по другую сторону улицы; его занятия не
позволяли ему теперь следить за этой частью хозяйства, по характеру своему
требующей мужского глаза; г-жа Клаас отказалась от обременительных расходов
на экипаж и прислугу, впрочем, ставших и бесполезными при ее уединенном
образе жизни; но, несмотря на убедительность последнего соображения, она не
пыталась прикрывать вынужденные меры благовидным предлогом. До сих пор ее
слова опровергались фактами, поэтому лучшим исходом для нее стало молчание.
Перемены в образе жизни Клаасов не нуждались в оправдании: у фламандцев, как
и у голландцев, почитается безумием расходовать все свои доходы. Но, с
другой стороны, старшей дочери Маргарите исполнялось шестнадцать лет, и
Жозефине хотелось устроить ей хорошую партию, ввести ее в свет, как то
подобало девушке, бывшей в родстве с Молина, Ван-Остром-Темнинками и
семейством Каса-Реаль.
Перед тем самым днем, к которому относится начало нашей повести, все
деньги, полученные от продажи бриллиантов, были израсходованы. А в три часа,
ведя детей к вечерне, г-жа Клаас встретила Пьеркена, который шел было к ней,
и он проводил ее до церкви св. Петра, шопотом рассказывая об ее денежных
делах.
- Кузина,- сказал он,- мне так дорога дружба, связывающая меня с вашим
семейством, что я считаю своим долгом открыть вам всю опасность создавшегося
положения и прошу вас переговорить с мужем. Кто, кроме вас, может удержать
его на краю пропасти, к которой вы приближаетесь? Доходов с заложенного
имущества не хватает даже для выплаты процентов по взятым взаймы суммам, так
что вам теперь от этих доходов не остается ничего. Если вы срубите
принадлежащие вам леса, то лишитесь единственного шанса на спасение, который
оставался бы вам в будущем. Мой кузен Валтасар в настоящий момент является
должником парижской фирмы Проте и Шифревиль на сумму в тридцать тысяч
франков. Как вы их заплатите? На что вы будете жить? И что станется с вами,
если Клаас будет по прежнему выписывать реактивы, стеклянные сосуды,
вольтовы столбы и прочую дребедень? Все ваше имущество, за исключением дома
и движимости, разлетелось газом и углями. Когда третьего дня зашла речь о
закладе дома, знаете, каков был ответ Клааса? "О чорт!" Вот первые признаки
разума, которые он проявил за три года.
Госпожа Клаас горестно пожала руку Пьеркена, подняла глаза к небу и
сказала: