"Оноре де Бальзак. Крестьяне" - читать интересную книгу автора

зажиточные крестьяне бросают свои дела и идут собирать чужие колосья и
неснятый виноград. В нашем кантоне этот народ собирает скопом до трехсот
буасо в день, уборка продолжается недели две, значит, мы ежегодно теряем
четыре тысячи пятьсот буасо зерна. Вот и выходит, что сбор колосьев беднотой
составляет больше чем десятую часть урожая. А из-за потрав мы лишаемся
примерно одной шестой части сенокосов. Потери от лесных порубок не поддаются
учету; уже принялись рубить шестилетний молодняк... Вы, ваше сиятельство,
терпите большие убытки - более двадцати тысяч франков в год.
- Так вот, сударыня, - сказал генерал, обращаясь к жене, - вы сами
теперь изволили убедиться!
- А это не преувеличено? - спросила г-жа де Монкорне.
- К несчастью, нет, сударыня, - ответил кюре. - Бедный дядя Низрон,
знаете, тот седой старик, что, несмотря на свои республиканские убеждения,
выполняет обязанности звонаря, церковного сторожа, могильщика, псаломщика и
певчего, - словом, дедушка Женевьевы, которую вы поместили у госпожи Мишо...
- Пешина! - прервал аббата управляющий.
- Какая Пешина, в чем дело? - спросила графиня.
- Может быть, вы припомните, графиня, как встретили однажды на дороге
Женевьеву в ужасно жалком виде и воскликнули по-итальянски: "Piccina!"[18]
Это прозвище так за ней и осталось, но его переиначили, и теперь вся округа
зовет вашу подопечную Пешиной, - сказал кюре. - Только она одна и ходит в
церковь с госпожой Мишо и госпожой Сибиле.
- И это ей сильно вредит! - сказал управляющий. - Ее попрекают
религиозностью и не любят.
- Так вот, бедный семидесятидвухлетний старик Низрон набирает, и притом
совершенно честно, около полутора буасо в день, - продолжал аббат. - Но эта
самая честность и не позволяет ему продавать собранное зерно, как это делают
все остальные; он оставляет его себе. Из уважения ко мне ваш помощник,
господин Ланглюме, ничего не берет с него за помол, а моя служанка, когда
печет хлеб, заодно печет и ему.
- Я ведь позабыла про свою маленькую протеже, - воскликнула графиня,
испуганная словами управляющего. - С вашим приездом я совсем потеряла
голову, - сказала она, обращаясь к Блонде. - Но после завтрака мы вместе
пойдем к Авонским воротам, и я покажу вам в натуре одно из тех женских лиц,
какие мы видим на картинах художников пятнадцатого века.
В это время дядя Фуршон, которого привел камердинер Франсуа, застучал
своими поломанными деревянными башмаками, снимая их у дверей в буфетную. По
знаку графини, которой камердинер доложил, что старик тут, в столовую вошел
дядя Фуршон, держа в руке выдру, висевшую на бечевке, привязанной к ее
желтым и звездообразным, как у всех перепончатых, лапам, а следом за ним
явился Муш с набитым едою ртом. Старик обвел недоверчивым и раболепным
взглядом, часто скрывающим подлинные мысли крестьян, четырех господ,
сидевших за столом, посмотрел на Сибиле, а затем торжествующе потряс своей
земноводной добычей.
- Вот она! - сказал он, обращаясь к Блонде.
- Моя выдра! - воскликнул парижанин. - Я за нее полностью заплатил.
- Э, господин хороший, - ответил Фуршон, - ваша выдря ушла! Она сидит
сейчас в норе и не хочет оттуда вылазить, - ведь та была самка, а эта, между
прочим, самец! Эту выдрю Муш увидал издалеча, уже после того как вы отошли.
Истинная правда, как то, что их сиятельство, господин граф, прославились со