"Оноре де Бальзак. Фачино Кане" - читать интересную книгу автора

тщательно, что мог оценить все ее хорошие и дурные свойства. Я уже знал,
какие богатые возможности таит в себе это предместье, этот рассадник
революций, выращивающий героев, изобретателей-самоучек, мошенников, злодеев,
людей добродетельных и людей порочных - и все они принижены бедностью,
подавлены нуждой, одурманены пьянством, отравлены крепкими напитками. Вы не
можете представить себе, сколько неведомых приключений, сколько забытых драм
в этом городе скорби! Сколько страшных и прекрасных событий! Воображение не
способно угнаться за той жизненной правдой, которая здесь сокрыта,
доискаться ее никому не под силу; ведь нужно спуститься слишком низко, чтобы
напасть на эти изумительные сцены, трагические или комические, на эти
чудеснейшие творения случая. Право, не знаю, почему я так долго таил про
себя историю, которую сейчас изложу вам, - она входит в число диковинных
рассказов, хранящихся в том мешке, откуда причуды памяти извлекают их,
словно лотерейные номера; у меня еще много таких рассказов, столь же
необычайных, как этот, столь же тщательно запрятанных; но, верьте мне, их
черед тоже настанет.
Однажды женщина, приходившая ко мне для домашних, услуг, жена рабочего,
попросила меня почтить своим присутствием свадьбу ее сестры. Чтобы вы
поняли, какова могла быть эта свадьба, нужно вам сказать, что я платил два
франка в месяц этой бедняжке, которая приходила каждое утро оправлять мою
постель, чистить платье и башмаки, убирать комнату и готовить завтрак;
остальную часть дня она вертела рукоять какой-то машины и за эту тяжелую
работу получала полфранка в день. Ее муж, столяр-краснодеревщик, зарабатывал
в день четыре франка. Но они едва перебивались своим честным трудом, так как
у них было трое детей. Я никогда не встречал людей более порядочных, чем эти
супруги. Когда я переехал в другую часть города, тетушка Вайян в продолжение
пяти лет приходила поздравлять меня с именинами и всякий раз дарила мне
букет цветов и апельсины, - а ведь у нее никогда не водилось лишних десяти
су! Нужда сблизила нас. Я мог отдарить ее только десятью франками, которые
мне иной раз приходилось занимать ради этого случая. Отсюда понятно, почему
я обещал прийти на свадьбу, - мне хотелось приобщиться к радости этих бедных
людей.
Празднество, ужин - все происходило у трактирщика на улице Шарантон, в
просторной комнате второго этажа, освещенной лампами с жестяными
рефлекторами, понизу оклеенной до половины человеческого роста засаленными
обоями; вдоль стен были расставлены деревянные скамьи. В этой комнате
человек восемьдесят, принаряженные по-воскресному, украшенные букетами и
лентами, с раскрасневшимися лицами, плясали, одержимые духом народных
гуляний, - плясали так, словно наступало светопреставление. Новобрачные, ко
всеобщему удовольствию, то и дело целовались под возгласы: "Так, так!
Славно, славно!" - возгласы игривые, но, бесспорно, менее непристойные, чем
бывает брошенный украдкой взгляд иной благовоспитанной девицы. Весь этот люд
выражал грубую радость, обладавшую свойством передаваться другим.
Но ни расположение духа собравшихся, ни само празднество - ничто из
всего этого не имеет прямого отношения к моему рассказу. Запомните только
причудливую рамку: представьте себе как можно отчетливее плохонькое,
выкрашенное в красный цвет помещение, ощутите запах вина, прислушайтесь к
этим радостным крикам, сроднитесь с этим предместьем, с этими рабочими,
стариками, жалкими женщинами, которые на одну ночь всецело отдались веселью!
Оркестр составляли три слепца из "Приюта трехсот". Первый был скрипач,